Секуляризм как религиозный проект

Бог умер?

Рефлекторную парадигму модернизационной эпохи в истории человечества составила прокламация тезиса – «Бог умер». Выстраиваемая система нового миропорядка не была, таким образом, религиозно индифферентной. Провозглашение смерти божьей противопоставлялось религиозному догмату о божественном бессмертии. На этой основе конструировалась вся система секулярной культуры. Она несла в себе заряд не столько богоотрицания, сколько богоубийства. Смена знака с плюса на минус предполагало выстраивание контросистемы, переориентацию в религиозном смысле от Бога к его противостоятелю. Новую идейную парадигму секуляризованного мира представляла наука, в своем генезисе она выступала в качестве мировоззренческой антитезы религии, неся, соответственно, в высших ценностных установках императив богоборчества.

Основная проблема футурологической перспективы преломляется через вопрос о замене миростроительской исторической парадигмы смерти божьей парадигмой божьего воскресенья.

Миф о Ренессансе

Секулярное общество формирует собственную мифологию. Одним из его базовых мифов является миф о Ренессансе. Сложилось устойчивое клише об эпохе Возрождения, как высшем проявлении освобожденного от средневековых пут свободного человеческого духа. Акцентировалось внимание на блестящих плеядах поэтов, художников, скульпторов, при игнорировании общего контекста их деятельности. Между тем, пропаганда возрожденческого гуманизма коррелировала с небывалым для христианской Европы уровнем духовного разложения общества. Для реконструкции данного состояния достаточно обратиться к свидетельству Николо Макиавелли: «Ныне же никто не может искупить крайней нищеты, гнусности и позора: в тиранах сих не почитается религия, не соблюдаются законы и отсутствует армия; теперь они замараны всякого рода мерзостью. И пороки их тем более отвратительны, что больше всего они гнездятся в тех, кто восседает pro tribunali? кто командует другими и кто желает быть боготворимым».
Гиперболизировалась плотская сторона человеческой природы. Духовная парадигма средневековой культуры подменялась сензитивной парадигмой культуры Возрождения.

Возрожденческий гуманизм обернулся в повседневной жизни ренессансного человека тривиальным эгоизмом, близким к солипсической патологии. Э. Фромм реконструировал психологический тип людей эпохи Ренессанса следующим образом: «Они пользовались своей властью и богатством, чтобы выжать из жизни все радости до последней капли; но при этом им приходилось применять все средства, от психологических манипуляций до физических пыток… Все человеческие отношения были отравлены смертельной борьбой за сохранение власти и богатства. Солидарность с собратьями или, по крайней мере, с членами своего класса сменилась циничным обособлением; другие люди рассматривались как «объекты» использования и манипуляций, либо безжалостно уничтожались, если это способствовало достижению собственных целей. Индивид был охвачен страстным эгоцентризмом, ненасытной жаждой богатства и власти». Своеобразную роль Нового Вавилона, ныне адресуемую США, в ренессанскую эпоху брала на себя Венеция.

Религиозный вызов возрожденческого гуманизма заключался в уподоблении человека Богу. От идеи богоподобности европейский человек перейдет затем к идее богоборчества. Обожествление человека в Ренессансе осуществлялось не в виде его одухотворения, а в превознесении на уровень Бога собственной человеческой природы. Наиболее иллюстративно такой подход афористически раскрывается в творчестве представителя флорентийских платоников XV в. Марсилио Фичина. Слова, проводимой им апологии человека вполне могли бы стать манифестом богоборчества: «Человеческое могущество почти подобно божественной природе; то, что Бог создает в мире своей мыслью, человеческий ум замышляет в себе посредством интеллектуального акта, выражает посредством языка, пишет в книгах, изображает посредством того, что он строит в материи мира… Человеку нужно небесное могущество, чтобы подняться до неба и измерить его… Человек не только использует стихии для служения ему, но чего никогда не делает животное, он покоряет их для своих творческих целей. Если божественное проведение есть условие существования космоса, то человек, который господствует над всеми существами, живыми и не живыми, конечно, является некоторого рода Богом». Характерно, что А.Ф. Лосев интерпретировал Ренессанс в качестве проекции идеи титанизма. Титанизм же в свою очередь соотносился с докосмологическим миром хаоса, первозданным бесформенным материальным субстратом.

Секулярные врата Зла: инфернальная парадигма секулярной инверсии

Немецкий традиционалист К. Шмитт определял в свое время сферу политики (das Politische) как реальность, начинающуюся с определения образа врага. То же самое можно сказать о генезисе цивилизаций. Без конкретизации понятия Зла не может быть постигнуто и Добро. Напротив, при деактуализации образных характеристик антимира (антисистемы) происходит процесс цивилизационной энтропии. Опыт становления и гибели мировых империй, включая СССР, в этом плане весьма иллюстративен.

Секулярная культура нивелирует проблему идентификации зла. Традиционные добродетели, если и ставятся под сомнение, все-таки номинально входят в общий дидактической арсенал современного человека. Однако Добро невозможно без выделения антагонистичной по отношению к ней категории Зла. Но что есть Зло для современного секулярного общества? Прелюбодеяние, содомия, мошенничество, корыстолюбие, праздность, эгоизм – все эти пороки открыто и акцентировано популяризуются современными средствами массовой информации. Вопрос об их греховности индивидуально относителен. А об инфернальной подоплеке – вообще не идет речи. Что же до Мирового Зла, то сама проблема такого рода в сознании секулярного общества отсутствует. Сама ее поставка облекается в формы гротеска, эпатажа, психо-социальных девиаций, фобий и маний.

Тенденция нивелировки Зла обнаруживается уже в католической схоластике. Учение о высшем предопределении идентифицировало Зло в качестве компонента божественного замысла. При мегапроектном рассмотрении оно, приобретало, таким образом, черты добродетели. Католическая теодицея дошла до поставки вопроса о субстанциональном отсутствии зла в природе. В протестантизме данная тенденция только усилилась. Для просветительского пантеизма сама постановка вопроса об инфернальном зле бессмысленна. Итогом трансформаций явилось формирование секулярного христианства. Его принципиальное отличие от традиционного христианского учения заключалось в купирование сюжетной линии о приходе Антихриста. А христианство без апокалиптики – это уже антихристианство. Наибольшую рефлексию проблема Мирового Зла вызывала в православие. Возможно, именно поэтому российская цивилизация гораздо в большей степени, нежели Запад, внутренне отторгала путь секуляризации, противопоставляя ему исторически различные формы идеократии. Итак, секулярная культура есть система, впервые в мировой истории выстраиваемая вне координат добра и зла. По существу это означало то, что мир отдается на откуп Злу. Реализуется манихейская модель миростроительства.

Явно диссонировала с традиционным религиозным пониманием секулярная схема репрезентации исторического процесса. Вектор хода истории сменился на противоположный. Учение о прогрессе выступало в качестве отрицания историософии апостасии. Современной модификацией прогрессизма выступает теория модернизации. В модернизационной схеме не находится места ни для грехопадения, ни для апокалиптики, ни для второго пришествия. Человеческий план раскрытия истории оказывается, таким образом, принципиально отличным от теологического плана (парадигма двух истин).

Но за секуляризованной «очеловеченной» моделью исторического процесса обнаруживается прообраз иного мира. Генезис формирования нового концепта корреспондировался с эзотерикой учений, позиционирующихся на буферном пространстве между традицией и контринициацией. Так, в кабалистике утверждался новый по отношению к традиционному подходу, императив преобразования мира. Данная установка, преломляясь через Каббалу, составила парадигму алхимической философии трансмутаций. Исследования алхимиков таили в себе социально-политические выводы: пролетарский металл — свинец (Сатурн) превращается в аристократический — золото (Солнце), что достигается посредством привлечения ртути – Меркурия, обозначаемого красным пентаклем (пятиконечной звездой). Принцип сохранения впервые замещался на принцип модернизации.

Не случайно, что распространение интереса к кабалистике в европейской элите было связано, прежде всего, с именем Пика дела Мирандолы. Именно он, как известно, первым апробировал применительно к историческому процессу вместо схемы апостасийного регресса, модель стадиального восхождения.

Сообразно с учением Каббалы, Пика дела Мирандола переосмысливал традиционный христианский взгляд на вопрос о человеке как образе и подобие Божьем. Пропагандист гуманизма писал, что человек сам конструирует свой образ в соответствии с самим же им избранными формами. Идея человеческого самоконструирования представляла вызов по отношению к традиции божественного сотворения. Человек, пояснял Мирандола, может «переродиться в низшие, неразумные существа, но может переродиться по велению своей души и в высшие, божественные». Посредством «чистого разума» он способен стать ангелом и даже подняться еще выше… А выше ангелов находится только Бог. Патетика гуманистического антропоцентризма сводилась, таким образом, к предвечной тематике люциферового уподобления Демиургу. Люцифирический замысел реализовывался опосредованно, через возвеличивание до уровня теургических сфер человеческого «Я».

Одномерная материальная парадигма мира соотносилась в эзотерике с выведением новой породы человека – голема. Големическая природа есть материальный субстрат. В отличие от человека божественного создания у голема отсутствует духовная составляющая.

Согласно еврейским фольклорным преданиям, голем представлял собой оживленного магическими средствами глиняного великана. Он выступал как онтологический антипод Адама. По преданию, Альберту Великому удалось изготовить голема. Но тот был разрушен Фомой Аквинским, усмотревшим в его создании вызов Богу. Другим создателем т.н. «пражского голема» назывался раввин Лёв (16 – нач. 17 вв).

Секулярная система по своей культурно-антропологической направленности големична. Под лозунгом свободы личности осуществлялось ее освобождение от высших духовных нормативов. Дух, как изначально заложенный Богом компонент человеческой природы, у современного человека все более атрофируется. Реализуется глобальный проект антропологической инверсии. Человек превращается в голема. Важнейшую роль в големическую трансформацию внесли науки. Человеческий микрокосмос деконструировался ими в соответствии с дисциплинарными сферами. Человек как цельное существо, образ и подобие Божье оказывался вне рамок научного дискурса.

Характерно, что при детальной проработке анатомно-физиологических, психологических, ментальных аспектов человеческого бытия, ни одна из наук не взяла на себя функцию исследователя духа. Дух, как самостоятельный предмет изучения, не закреплен ни за одной из современных научных дисциплин. Такое подчеркнутое игнорирование духовной сферы свидетельствует в очередной раз, что базовая парадигма «двух истин» сохраняет по сей день свою актуальность.

Еретические истоки секулярных концептов

Генезис «теории двух истин» имеет свои истоки в средневековом еретичестве. Основным внутренним антиподом христианства за весь инквизиционный период истории Европы выступала, как известно, ересь манихейства. Ее еретическими модификациями оценивались учения павликиан, богомилов, катаров, альбигойцев, и даже, тайную доктрину тамплиеров.

Антагонизм манихейства не был привязан исключительно к христианству. Манихейское учение распространялось на широком пространстве от Испании до Китая, модифицируясь всякий раз применительно к сюжетно-мифологической канве каждой из религий. В этом смысле манихейство являлось первой глобальной ересью, противостоящей не отдельно взятой религиозной традиции – христианской, исламской, индуской, а традиционализму в целом. Глобализированный манихейский антагонизм подтверждает со своей стороны общность на высшем уровне познания традиционных религий.

В традиционной христианской космологии мир выстраивался как единая пирамидальная структура, нисходящая от божественного до тварного уровня. Разграничение манихеями земной и небесной сфер бытия привело к разрушению цельности мироздания. Следующим из онтологической деконструкции логическим шагом должна была стать гносеологическая деконструкция. Вслед за признанием субстанциональной изолированности сфер следовала констатация различий в способах их познания: религиозно-мистический — для трансцендентных сфер и научно-рациональный — тварных. Хрестоматийность такого подхода для современной науки не должно затемнять тот факт, что в основе его лежит неоднократно осуждаемая, как сатанизм, и искореняемая посредством крестовых походов средневековая ересь.

Через призму антихристианской манихейской инверсии может быть раскрыта также парадигма Ренессанса. Признание человеческого «Я» как самоценности, вне его божественного служения, само по себе уже представляло вызов христианской версии раскрытия личности через Бога. Гуманизм, взятый, с начала эпохи Возрождения, на всеобщее вооружение, как универсальная ценность, шел в разрез с религиозным пониманием божественно-человеческих отношений. «В самом начале, — реконструировал логику возрожденцев в дополнениях к «Диалектике мифа» А.Ф. Лосев, — Бога мы даже и трогать не станем: Бог-де, конечно, есть, Помилуйте! Как же без абсолютного существа! Даже и в церковь, пожалуйста, ходите. Но просим только одной безделицы: признайте, что и вы имеете право на существование… В этом-то и заключен весь секрет… И Бог остается нетронутым, и религия остается в целости и мир существует, как существовал до сих пор, но… я тоже имею право на существование… Невинное тоже и есть огромное победа сатаны над Богом».

Истоки манихейской ереси обнаруживаются и в просветительской доктрине пантеизма. Пантеистический концепт нового времени имел принципиальные отличия от пантеистического мировосприятия, характерного для первобытной магии. Парадигма одухотворения природы замещалась парадигмой растворения Бога в природе. Сообразно с манихейской традицией, продолженной в кабалистике, речь шла о погружение Первочеловека в тьму материального мира – клипот.

Вследствие грехопадения великая душа Адама Кадмона раскололась на 70 частей, погрузившихся в клипот (нечто нечистое, представляющее материальную субстанцию). 70 осколков есть 70 народов мира. Задачей высших посвященных в каббалистические таинства заключается в предначертании освободить чистые души из клипота, собрать их и восстановить первозданную гармонию Адама. Восстановленный Адам Кадмон истолковывается как «Новый Иерусалим».

Мировая душа не только не одухотворяла природу, а оказывалась в плену субстанциональной материи. Отсюда был всего один шаг до материализма в атеистическом истолковании. Сходные мотивы в развитии космологического сознания древней Индии преломлялись через учение о пуруше и пракрити (мировой душе, попавшей в силу незнания – авидьи, в плен субстанции мировой материи).

Антропогенез в трактовке манихейства определился сатаной, создавшим человека посредством заключения всех имеющихся в царстве тьмы частиц света в материю. Пантеизм естественно резко порывал с традицией христианства. Через утверждение пантеистического миропонимания отрицалось самостоятельное неопосредованное существование Бога, загробное инобытие, божественное откровение, вообще, наличие нравственной и интеллектуальной связи между человеком и Господом.

Пантеистическая парадигма современного миростроительства

Как отмечал Р. Гвардини, в противоположность средневековому рассмотрению тварного мира через призму трансцендентной субстанции, мировоззренческой парадигмой цивилизации Нового Времени являлся пантеизм. Бог растворялся в природе и последняя, будучи прежде низшей из космологических сфер, становилась теперь единственно возможной сферой.

Происходит секулярная инверсия в экономике, политике, праве. Основным законом вместо религиозного текста теперь выступает Конституция. Известно, что разработчиками первых конституций, и американской, и французской, и польской, и латиноамериканских (в т.ч. российских конституционных проектов эпохи Александра I) являлись лица, принадлежавшие к ложам вольных каменщиков. Фиксируются буквально текстовые совпадения уставов масонских братств с первыми конституциями (особенно в части преамбулы). Еще более очевидно такого рода компоненты обнаруживаются в Декларации прав человека и гражданина и в первых Декларациях независимости. Так, Декларация прав человека и гражданина начинается с апелляции к некой теологической фигуре — Верховному существу. Характерно, что не к Христу. Далее в ней проводится связь Верховного существа (традиционное масонское наименование Демиурга) с выдвигаемым концептом естественных прав человека. Сообразно с пантеистическим миропониманием, Бог растворяется в Природе, и человек, будучи частицей божественно-природной субстанции, уже в силу своего рождения наделен естественными правами. Отсюда выстраивалось все дальнейшее развитие идеологии прав человека.

Показательна также в этом отношении Декларация независимости США. Она открывается положением о том, что права человека устанавливается по законам природы и ее Творца. Далее следовал тезис о наделение Творцом всех людей неотчуждаемыми правами. Христианская мысль, как известно, ничего о неотчуждаемых правах, а тем более, о естественном праве человека не говорит. Напротив, в ней получила развитие прямо противоположная идея — о первородном грехе. Право, согласно с христианской традицией, дается не в силу рождения, а на основании Божественного завета – Ветхого – для евреев, Нового – для христиан.

Преамбула большинства конституций (за исключением конституций, дарованных монархами) открывается с провозглашения народа источником права (мы народ такой-то…). Легитимизируется, таким образом, народный суверенитет. Данное положение также не является мировоззренчески нейтральным, сочетаясь с обозначенной выше спецификой пантеизации права. Конституционная правосубъектность устанавливается не сверху, а снизу, идет не от Бога, а совокупной народной воли.

В иных цивилизационных моделях земная жизнь не воспринималась в качестве самоцели. В тех культурах, где господствует представление о посмертном бытие, она подчинена достижению благодати небесной. Адепты инквизиции оправдывали казни и пытки человеколюбием. Согласно христианскому принципу обратного воздаяния, земные муки лишь помогают человеку обрести рай и потому могут рассматриваться как благо. Инквизиция исходила из средневекового понимания права человека, заключающегося в ограждении его церковью от соблазнов. Главная задача заключалась в спасении души, пусть даже ценой пожертвования бренного тела.

В постхристианской цивилизации Нового Времени жизнь человека, как частицы пантеистической эманации, оправдывалась уже фактом его рождения. Для иных религиозных доктрин никаких абстрактных прав человека не существует. Функциональное предначертание индивидуума определено сверхзадачами бытия коллектива. Только в рамках теории гласящей, что человек и есть высшая цель, т.е. Бог, уместно говорить о его онтологических правах.

Теория «естественного человека», модификацией которой является доктрина «прав человека», уничтожает социальный, культурный, исторический облик личности, превращая его в абстрактного атомизированного индивида. Принцип арифметического, т.е. количественного равноправия (исономии) в противоположность геометрическому – качественному (соответствующему афоризму Гераклита: «Один для меня – десять тысяч, если он — наилучший») обусловливает торжество желаний большинства, профанических знаний, низменной этики, паразитической экономики.

Современным российским адептом христианства следует иметь в виду, что идея республики противоречит православному пониманию природы власти, а входит в политический арсенал протестантской и пантеистической мысли. Декларируемое М. Лютером всеобщее священство приводило к отрицанию, как института церкви, так и монархии, ибо всякий может обращаться к Богу напрямую. Ж. Кальвин, провозгласив, что успех в земной жизни является следствием богоизбранности человека, создал обоснование не только святости предпринимательских доходов, но и политической карьеры. Таким образом, помимо монархических особ, на высшие ступени власти получал право претендовать каждый. Теория богоизбранности в кальвинизме явилась следствием развития католического догмата о железном предопределении. Как известно, православное богословие отвергало данный постулат, а потому для него ссылка на божественную волю избрания президента была лишена смысла.

Тем более не коррелировала с православием пантеистическая концепция мироустройства, согласно которой Бог идентифицируется с природой, а, следовательно, теряла свою актуальность монархическая власть, воспринимаемая прежде в качестве моста, связующего человечество с высшими сферами. Формула «Глас народа – глас божий» отражает пантеистическое восприятие политики. Православная теза выражает прямо противоположный подход к системе народоправства «Глас народа Христа распял».

В свое время Гогенцоллерны любили подчеркивать, что получили корону от неба, и только перед небом будут держать отчет. Разъяснять массам тонкости государственной политики считалось делом неблагодарным. Идеологическим преломлением пантеизма явилась теория «общественного договора», подменяющая собой божественную этиологию власти. Государство провозглашалось следствием соглашения между людьми, а не установлением свыше. Если уполномоченные на основании этого консенсуса к осуществлению властных обязанностей выполняют их ненадлежащим образом, договор можно расторгнуть и перезаключить. Для оптимизации общественного контроля за властью была выработана технология периодического переоформления договора (предположим, с частотой раз в четыре года). Отсюда проистекает процедура выборности верховной власти.

Пантеизм нашел свое преломление и в классической экономической теории. Не будет преувеличением сказать, что выдвинутый А. Смитом принцип laissez – faire проистекал из религиозных воззрений шотландского ученого. Концепция саморегулирующегося рынка напрямую связывалась с получившим широкое распространение в просветительской среде пантеистическим учением. Пантеизм, как известно, подразумевал природную эманацию божественной субстанции. Природа в соответствии с этим пониманием, наделялась качеством разумности. Отсюда и проистекал концепт саморегулирующегося рынка. Его саморегуляция допускалась на основе веры в изначальное устроение экономических механизмов в соответствии с Высшим Разумом. Отрицать самодостаточность рынка означало поставить под сомнение разумность божественного устроения. Являясь саморегулирующимся в человеческом значении, он был управляем в теологическом смысле. В соответствии с духом эпохи Просвещения, рыночная экономика преподносилась как бесперебойно функционирующий механизм. Даже свободная конкуренция представлялась в механическом свете. Каждый конкурирующий друг с другом субъект в общем замысле существования системы выполнял определенную свыше миссию. «Невидимая рука», управляющая рынком в теории А. Смита — это «божественное проведение».

Только при данном мировоззренческом ракурсе понимания оправдывалось снятие с государства функций управления рынком. Конечно, государственное управление не могло быть совершеннее божественного. Но насколько современный экономист должен разделять данные подходы смитовской теологии?

Очевидно, что саморегулирующийся рынок жестко привязан к контексту «естественной религии» XVIII в. При избрании иных мировоззренческих парадигм логика системы рыночной самоорганизации разрушается. Необходимо также подчеркнуть, принципиальное расхождение теологии Высшего разума с богословием традиционных религий (и, в частности, с православием).

С точки зрения основателя альтернативной «физической экономики» Л. Ларуша, истоки концепта смитовского экономического человека следует искать в общественной доктрине Дж. Локка. Общество, согласно локковскому пониманию, представляет собой механистическое сцепление атомизированных индивидуумов. Их поведение редуцируется до трех основополагающих импульсов: «оставаться в живых» (импульс жизни), «стремиться к чувственному удовольствию» (импульс свободы), «удовлетворять жадность» (импульс собственности). Экономическая деятельность человека низводилась, таким образом, до уровня животных инстинктов. Л. Ларуш противопоставлял локковско-смитовской модели экономики традицию ее понимания, идущую от Г. Лейбница. Альтернатива биологизации экономической деятельности виделась в ее обожествлении. Через труд в понимании Лейбница происходило уподобление человека Творцу. Саморегуляции рынка противопоставлялось сотрудничество с Богом в вечном антиэнтропийном «подкручивании мировых часов». В действительности, оставляя в стороне ларушевский полемический запал, следует признать, что альтернативная вариативность локковской и лейбницевской моделей экономики отражало различие двух теологических подходов нового времени. Деистический концепт преломлялся через принцип креационистского управления экономическими процессами, пантеистический – их естественной саморегуляции.

Пантеистический идеал естественного всечеловека приводил к национальному, историческому, религиозному и сословному обезличиванию. Различные социальные утопии проистекали из пантеистического восприятия человека, как чистого листа бумаги, на котором базировалась идея тотального равенства, в смысле одинаковости субъектов природы. Отрицание существования надприродной субстанции приводит к противопоставлению стоического, рационально — эгоистического морализма и положений христианской морали. «Отныне, — пишет один из современных критиков масонской идеологии В.М. Острецов, — с торжеством пантеизма, природа становится неким нормативом для человека. Все, что естественно, — хорошо. Пантеизм не знает первородного греха, не знает противоестества, извращения природы, так же, как не знает он и сверхъестества. Все, что есть в природе, — хорошо, и греха нет. Добро и зло исчезают из морали и становятся только синонимом плюса и минуса, свойственного миру физическому. Но что есть зло и что есть добро, этого пантеист не знает. Все относительно, и символическим выражением такой относительности становится шахматный пол масонских лож, черное передается белым и одно не может существовать без другого».

За ширмой секулярности: феномен контринициаций

Создание оккультной антипроекции секуляризма было осмыслено Рене Геноном в рамках концепта о контринициациях. Посредством ритуала инициаций, полагал французский эзотерик, осуществлялось мистическое восхождение к трансцендентным состояниям «Земного Рая» (Малые Мистерии) и «Рая Небесного» (Великий Мистерии). Инициационное действие в геноновской версии направлено против хода мировой истории, представлявшего процесс апостасийного угасания. Соответственно, контринициация ориентирована на сферы «Земного» и «Подземного Ада». Она соотносится с общей направленностью исторического движения и выступает, согласно Р. Генону, подлинной движущей силой прогресса.

Традиции на определенном этапе стали играть ретроградную роль сдерживателя общественного развития. Произошла их ролевая инверсия. Они явились препятствием, как в отношении перспектив научно-технического совершенствования, так и раскрытия личностых потенциалов.

Задача разрушения данных сдерживателей предполагала выстраивание глобальной контрсистемы. Миссию ее конструирования взяла на себя светская интеллектуальная элита, позиционирующаяся как антипод к традиционной клерикальной иерархии. Принцип контрсистемного моделирования приводил в своей логической завершенности не только к разрушению традиций, но и проецированию инфернальной (антихристианской в применении к западной цивилизации) альтернативы миростроительства. Теократия подменялась сатанократией. Закамуфлированную парадигму секулярного общества составил сатанизм. Его сублимация обнаруживается в приложении призмы религиозной традиции по существу в каждой из ниш общественного бытия. Новая цивилизация явилась цивилизацией со знаком минус, своеобразным цивилизационным отрицанием. При такой постановке вопроса Запад представал уже не в качестве глобального геополитического агрессора, а одной из жертв процесса мирового антицивилизования. Другое дело, что его падение произошло несколькими веками ранее, нежели у иных цивилизаций.

Под секулярной вывеской реализовывался новый религиозный проект. Ширма секулярности очевидно потребовалась для сокрытия контринициационной, выражаясь терминологией Р. Генона, сущности этой религии по отношению к прежней сакральной традиции.