Газовые торги и крах стратегии «сырьевой империи»

Украинские события нанесли удар по прежней, выстраиваемой с начала 2000-х годов модели позиционирования России в мире. Данная модель характеризуется понятием «сырьевая империя». Это понятие – оксюморон. Само использование его вызывает когнитивный диссонанс. Сырьевая характеристика, казалось бы, относится к странам-колониям. Устойчивое распространение имеет противоположное в отношении к имперской семантике понятие «сырьевой придаток». «Придаток» указывает на периферийное, в рамках соответствующей мир-системы, положение. Наличие сырьевого придатка необходимо для обеспечения метрополий сырьем. Имперский центр, в отличие от колониального придатка, продуцирует высокие технологии. За счет своего технологического преимущества он и обладает положением центра.

Взятая на вооружение Кремлем стратагема «сырьевой империи» являлась в этом отношении «когнитивным оружием». Она блокировала развитие России иллюзией возрождаемого имперского статуса. Эта иллюзия состояла в том, что пользуясь зависимостью внешнего мира от российского сырья, Россия может диктовать свою политическую волю. Все в этой модели переворачивалось с ног на голову – придаток объявлялся империей, то что раньше характеризовалось в качестве признака колониальности определялось теперь как характеристика имперскости.

Реальное же положение состоит в том, что при обладании от 15 до 20 % сырьевых ресурсов мира, на современную Россию приходится лишь 2 % от мирового ВВП. Такая разность означает, что, во-первых, недозагружено собственное российское производство, и, во-вторых, нет и жесткой зависимости от отечественного сырья внешнего мира.

Представления Кремля о перспективах российской внешней политики в отношениях с Западом выражаются установкой – «ни куда не денутся». Европа получает российский газ, а потому зависима от России. Используя такую зависимость можно рассчитывать не только на экономические, но и политические дивиденды. В реальность введения санкций против России российская элита не верит: это не выгодно самому Западу.

Обрушением иллюзий явились российско-украинские переговоры по газу. Сами торги с режимом, ведущим параллельно с переговорами бойню русскоязычного населения, вызывают серьезные вопросы о моральной стороне дела. Погибают люди – а тут развертываются торгашеские споры в худших традициях базара. Россия, очевидно, рассчитывала через ценовой вопрос добиться соответствующих политических уступок. Но и Украина поставила политику выше экономики. Российская сторона предлагала цену оплаты газа для Украины по среднеевропейскому уровню продаж «Газпрома». Принципиально ниже среди европейских стран только цена для Белоруссии (ниже 300 долларов за 1000 кубометров). Существенно выше – для Польши, Чехии, Италии, Боснии и Герцеговины, Греции, Македонии (выше 400 долларов за 1000 кубометров). Рассчитывать на какое-то преференционное положение в оплате в силу новых условий российско-украинских политических отношений Украина, казалось бы, не могла. На Украине, между тем, самая низкая в Европе стоимость газа на внутреннем рынке (ниже, чем даже в России). Газовые сбои для нее и в силу природно-климатического положения, социального уровня большинства, недиверсифицированностью газового импорта могут иметь более тяжелые последствия, чем для любой из европейских стран. Однако украинская сторона российские условия, как известно, не приняла. Скорее всего, ее отказ не был самостоятельным решением. Но в моральном отношении Киев одержал победу.

Вся логика экономической целесообразности, на которой выстраивалась стратегия «сырьевой империи», оказалась в один момент перечеркнута. Таким же одновременно нанесенным ударом по ней явился отказ Болгарии в осуществлении проекта «Южного потока». Оказалось, что политика недетерминирована экономикой. Политический проект начинается с определения идентичных ценностей.
Реализация их и составляет содержание политики. Именно ценностной компоненты и недостает современной России. Ее историческое противостояние с Западом было не конкуренцией за прибыль, а именно столкновением различных ценностных парадигм. Если же понимания ценностных оснований политики российским руководством так и не будет достигнуто, Россию ожидает участь быть объектом чужих политических проектов.

А что же газовый фактор российской политики? Зависимость Европы от российского газа сильно преувеличена. Действительно, доля российских поставок в структуре газового потребления восточноевропейских стран достаточно велика. Но, как известно, политические решения в ЕС принимаются ни в Восточной Европе. Из западноевропейских стран наиболее связана с «Газпромом» Германия. В структуре газового германского потребления доля российского газа составляет около трети. Это, безусловно, много, но не доминантно. Для Франции российский газ дает и вовсе всего лишь около 15 %. Альтернативные поставки не обязательно связаны с перспективой сланцевого газа из США. В десятку мировых лидеров по добыче природного газа входят и две европейские страны – Норвегия и Нидерланды. Масштабными газовыми добытчиками является и ряд стран Северной Африки и Ближнего Востока – Иран, Катар, Саудовская Аравия, Алжир, Египет, Ливия, ОАЭ. Изменение направлений транспортировок технологически возможно. Восточная Европа может быть подключена к альтернативному, по отношению к «Газпрому», газовому обеспечению. Основания стратегии «сырьевой империи» при новом политическом повороте оказываются несостоятельны.

Урок из газовой истории очевиден – выстраивание Россией самодостаточной системы жизнеобеспечения. Подлинная имперскость может быть выстроена не за счет экспорта природных ресурсов, а способности к независимому от внешних обстоятельств развитию.