С неделю назад ректор НИУ ВШЭ Ярослав Кузьминов заявил, что доля «неуспешных» людей в России составляет 25-28%. Неуспешные, пояснил он, это люди, которые вносят нулевой или негативный вклад в ВВП. Оценка, транслируемая главным экспертным центром либеральной идеологии в России, раскрывает не просто приверженность идеологии либерализма, но и мальтузианской установки. Есть «неуспешные люди», которые тянут Россию назад, и, по этой логике, без избавления от них движение страны вперед невозможно. Новое протаскивание теории мальтузианства, сегодня под видом модного концепта «цифровой экономики» заставляет еще раз обратиться к феноменологии демографических войн.
Демографические войны
В 2015 году мир отмечал семидесятилетний юбилей победы над фашизмом. Тогда семьдесят лет назад борьба с велась в формате классической войны. Ее цель была очевидна и проста — физически повергнуть противника. С тех пор технологии межгосударственной борьбы существенно модифицировались. Разрабатываются и практически реализуются модели войн когнитивного типа. В фокусе их воздействия оказывается, прежде всего, сознание противника. То, что прежде достигалось через завоевание, сегодня может быть достигнуто путем распространения ложных ценностей. Целесообразно посмотреть с этой точки зрения на институт семьи. Семья — это первоэлемент социальной сборки. Соответственно, в целях уничтожения социума противник будет ставить задачу подрыва института семьи. Различались исторически лишь методы этого подрыва.
Демографическая политика Третьего Рейха на оккупированных территориях хорошо известна. Она сводилась к двум целевым ориентирам — снижение численности населения нации противника и ослабление ее консолидированности. Для этого использовались следующие средства: распространение абортов; установление упрощенной процедуры разводов; пропаганда малой детности; разрушение системы здравоохранения, сокращение численности врачей; поддержка индивидуальных свобод, снятие половых запретов; предоставление свободы религиозного выбора, уравнивание традиционных религиозных общностей с сектами. Но чем все это отличается от реалий постсоветского периода? Рецептура плана OSt была практически реализована без войны в ее классическом понимании.
Через институт семьи осуществляется воспроизводство социума в двух его функциональных преломлениях. Первое — это демографическое, второе — ценностное воспроизводство. Вторая составляющая связана с социализирующей функцией семьи. Итогом реализации этих функцией является существование идентичной общности. Что должен предпринять противник для разрушения данного сообщества? Очевидно, наиболее деструктивные последствия будет иметь нанесение удара по фундаментальной первооснове. И, таким образом, именно институт семьи оказывается в фокусе межгосударственной борьбы. Удар по семье и ее функционалу воспроизводства социума осуществляется посредством пакета следующих мер: 1. пропаганда бездетности; 2. подмена социальных ролей мужчин и женщин; 3. пропаганда внебрачных связей; 4. продуцирование межпоколенных конфликтов и разрывов; 4. легитимизация однополых браков. Все это сегодня присутствует и в арсеналах борьбы с российской государственностью.
Мальтузианство как вид фашизма
Одним из первых задач сдерживания процесса рождаемости в мире сформулировал английский политэконом Томас Мальтус. Вышедший в 1798г. его основной труд «Опыт о законе народонаселения» хронологически предшествовал началу реального сокращения естественного воспроизводства. В этой связи можно предложить, что мальтузианские рецепты оказали на этот процесс непосредственное влияние. В международном преломлении поднятых проблем мальтузианство означало демографическое сдерживание бедных наций (речь, по существу, шла о населении колоний) и установлении статуса для богатых европейских государств. Мальтусовская книга была тесно связана единой идейной канвой со знаменитым трудом другого адепта британского колониального экспансионизма А. Смита «О богатстве народов».
Т. Мальтус делал акцент на силовых способах сдерживания численности населения. Силовым путем предлагал реализовать мальтузианскую доктрину и классический фашизм. В дальнейшем в рамках неомальтузианства была предложена новая завуалированная рецептура сокращения населения. Основная ставка была сделана на сознательный, формулирующийся под воздействием соответствующий пропаганды, отказ от высокой детности.
На этой идейной платформе возникают программы «планирования семьи». Со временем программы планирования семьи были поддержаны в США на государственном уровне. Использование их определялось уже не столько установкой сдерживания репродуктивного поведения «цветных», сколько решением задач внешнеполитического содержания. Так, в 1974г. по распоряжению президента Р. Никсона за подписью госсекретаря Генри Киссинджера в основные американские ведомственные структуры – Министерство обороны, ЦРУ, Министерство сельского хозяйства, Агентство международного развития был направлен запрос об изучении «влияния роста мирового населения на безопасность США» и соблюдения их международных интересов. Результатом такого исследования явился составленный на уровне Совета по национальной безопасности. План NSSM- 200 «Меморандум национальной безопасности США». С 1989 г. с документа был снят гриф секретности, приоткрыв частично завесу тайной стратегии американской администрации.
Но может быть никсоновский меморандум уже снят с вооружения? Для того чтобы убедиться в сохранении стратегического преемства американского руководства достаточно процитировать комментарий 1997г. Билла Клинтона: «Мы подтверждаем, что США будут и впредь занимать руководящую роль в мире по предоставлению добровольной помощи в области планирования семьи».
На настоящее время Международная федерация планирования семьи объединяет более 180 стран мира. Имея в виду повсеместное распространение в третьем мире программ ограничения рождаемости, было бы корректней интерпретировать современный репродуктивный упадок не в качестве объективного процесса, как это делают сторонники теории демографической модернизации, а следствием целенаправленного управленческого воздействия.
Взятая за основу сценарного прогнозирования развития мира теория «золотого миллиарда» ориентирует структуры «нового мирового порядка» на проведение политики сокращения темпов естественного воспроизводства населения. Удивительным образом, всеобщий устойчивый спад рождаемости оказался синхронизирован с началом активизации неомальтузианских разработок. Идеологическим знаменем неомальтузианства явились доклады Римского клуба. Их лейтмотивом стала концепция «нулевого роста», раскрываемого как в применении к экономике, так и народонаселению. Именно в Соединенных Штатах находятся крупнейшие мировые центры планирования семьи. Целенаправленная деятельность США по сокращению рождаемости в третьем мире признается ныне даже либеральными демографами.
Традиции высокой детности и их разрушение
Базовой составляющей состояния семьи является сила сохраняемой в обществе традиции. Детрадиционализация общества означает и идущее синхронно снижение его репродуктивных потенциалов. Существует прямая зависимость доли многодетных семей и степени традиционализма.
Кризисное духовное состояние в преломление к аксиологии традиционных семейных ценностей характеризовало еще, казалось бы, сравнительно благополучную в статистическом выражении демографическую ситуацию в Советском Союзе. Целенаправленное насаждение материалистического миропонимания и секуляризационная государственная политика привели к вытеснению из общественного сознания, основанного на религиозных традициях, сакрального отношения к процессу воспроизводства.
Симптомы репродуктивного кризиса в духовной сфере обнаруживались еще в советское время, когда показатели рождаемости оставались еще сравнительно высоки. Согласно проведенному в 1980-е гг. опросу 150 молодых московских семей были недовольны досугом ввиду наличия маленьких детей. Появление ребенка рассматривалось как обстоятельство, препятствующее приобщению москвичей к культурным благам. В восприятии детей в качестве некого социального препятствия для родителей и заключался основной результат происходившей ценностной трансформации.
Проблема эта, естественно, не ограничивается Россией, а имеет характер глобального вызова.
Генезис репродуктивного поведения современного типа обусловливался, прежде всего, отступлением от религиозных традиции, процессами десакрализации и апостасии (обезбоживания). Освещаемая традиционными религиями ценность многодетной семьи подверглась систематическому разрушению. Мировой характер секуляризационного процесса как раз и соотносился с трендом модернизации рождаемости. Ее разноскоростные характеристики отражали цивилизационную вариативность в прочности репродуктивных установок. Те из цивилизаций и народов, которые умели противостоять процессам глобалистической апостасии и детрадиционализации, как правило, и сохраняли высокий уровень рождаемости (яркий пример мусульманского мира). Индустриально-урбанистическая трансформация была хронологически более поздним явлением, как в отношении начала секулярного тренда, так и снижения репродуктивности, а потому не могла выступать в качестве причины последнего. Она, безусловно, внесла свою весомую лепту в демографическую модернизацию, но не являлась по отношению к ней определяющим обстоятельством.
Исторически первой жертвой репродуктивного угасания явилась Франция. Устойчивая тенденция сокращения рождаемости наблюдалось там с конца XVIII века. Ни о каком индустриальном переходе, или принципиальном улучшении качества жизни тогда еще не было речи, а репродуктивность французов, между тем, неуклонно снижалась. Процесс депопуляции во Франции коррелировался с «передовыми» форсированными темпами секуляризации французского общества. Рубежный характер в смене репродуктивной парадигмы у французов конца восемнадцатого столетия не случаен. Он являлся отражением влияния на демографические процессы просветительской дехристианизации. Франция долгое время являлась своеобразным символом полового аморализма, разрушения семейных ценностей.
Начала активной фазы наступления на семейные ценности и многодетную семью обнаруживается в идейной трансформации шестидесятых. Пришедшийся на них системный взрыв сексуальной революции, приведший к нивелировке патриархальных семейных ценностей, не мог не иметь негативных последствий для показателей рождаемости. Традиционный образ женщины – матери утратил в процессе феминизационной псевдоэмансипации свою привлекательность. Подлинный антирепродуктивный перелом в настроениях европейцев, пишет П. Бьюкенен, произошел ни с наступления эпохи индустриализации, а в 1960-е гг., когда «западные женщины стали отказываться от образа жизни своих матерей».
Соответственно, защита семьи не может ограничиваться материальным фактором. Именно в этом ограничении одна из главных точек уязвимости современной российской демографической политики.
В преломлении к ряду исторических отрезков, материальный фактор и естественное воспроизводство населения находятся в отрицательной корреляции. Рост потребления в эти периоды оказывается обратно пропорционален снижению репродуктивной активности. Следует напомнить, что одними из низших показателей коэффициента рождаемости в современном мире обладают экономически преуспевающие Германия и Япония.
Заключающаяся в материальном факторе угроза порождения депопуляционных процессов признается и многими мыслителями на Западе. «У богатых, — констатирует американец П. Бьюкенен, — меньше детей, чем у бедных…. Чем богаче становится страна, тем меньше в ней детей и тем скорее ее народ начинает вымирать».
Материальный фактор отрицательно сказывается на репродуктивных показателях не только в историческом разрезе, приводя в частности, к тренду старения западных наций, но и при социологическом измерении его последствий. Сформулированная во многих религиях мира истина о развращающей роли богатства оказывается при переводе на язык демографических показателей не просто сентенцией, а устойчивой статистической закономерностью.
Среднеобеспеченные и малообеспеченные семьи, как правило, более активны в репродуктивном отношении, нежели представители имущественно преуспевающей части общества. Еще в 1969 г. на основании статистики о желаемом и имеющемся числе детей у представителей различных социальных страт, к такому выводу пришел американский исследователь Ю. Блейк. Американцы более низкого социально-экономического положения значительно чаще стремились иметь многочисленные семьи, в сравнении с лицами, находящимися на высоких ступенях общественной иерархии. Кроме того, они гораздо негативнее относились к внедряемым в те годы программам контроля за рождаемостью. Результаты исследования заставили Ю. Блейка подвергнуть сомнению научную состоятельность американской демографической политики, акцентированной тогда на материальной составляющей популяционных изменений.
«Каким бы ни было по величине и форме материальное поощрение, — писал еще в 1985 г. советский исследователь В.В. Бойко – оно, как показывает опыт проведения демографической политики в некоторых социалистических странах, часто не достигает цели, или оказывает воздействие на рождаемость лишь в первые годы после установления материального поощрения, но по истечении определенного времени действие этого фактора прекращается. Необходима еще перестройка «факторов сознания», т. е. формирование новых взглядов на демографическое поведение, с одной стороны, и устранение тех причин, которые мешают семьям реализовать уже имеющиеся семейные идеалы,— с другой». Современная демографическая политика России не должна, таким образом, быть ограничена лишь перечнем шагов экономического стимулирования рождаемости. Указанные действия могут быть эффективными лишь в рамках комплексной программы преодоления тенденции депопуляции, предполагающей использование наряду с материальным, идейно-духовных факторов управления демографией.
Нуклеаризация семьи
Одним из главных разрушительных последствий демографической модернизации явилось разрушение традиционного типа семейной организации. Большая родовая семья, как социальный феномен, сохранилась в России главным образом на национальной периферии. Результаты нуклеарной трансформации семейных отношений не замедлили негативно сказаться, как в собственно демографическом, так и духовно-ценностном плане. Динамика нуклеаризации семьи прямо коррелируется с процессом репродуктивного угасания. Высокий уровень репродуктивности в современном мире имеют только те народы, которым удалось сохранить традиционные родовые связи. Но даже при утрате их, детородный потенциал трехпоколенной семьи оказывается принципиально выше, чему нуклеарной. Рождаемость, принадлежащих к ним женщин репродуктивного возраста, почти в 2 раза превосходит показатель частоты родов среди представительниц слабого пола, относящихся к простым однопарным семьям.
При отсутствии заложенной в большесемейных структурах широкой родственной взаимопомощи в уходе за детьми (особенно в младенческом возрасте), нагрузка, ложащаяся на родителей (прежде всего на мать), несоразмерно возрастает, существенно снижая вероятность многодетности. Нуклеаризация семейных отношений разрушает, кроме того, традиционную национальную модель трансляции духовного опыта. Двухпоколенная семья не обеспечивает в полной мере репродуцирования ценностных воспитательных традиций. Гармоничная модель воспитания предполагает не только взаимоотношения по линии отец – сын, но и дед – внук. Именно посредством черезпоколенной трансляции духовного опыта и формируются традиции. Не случайно, русским идеалом семьи выступала модель многопоколенной родственной общности. По сей день, несмотря на разрушительный тренд демографической модернизации, ряд субэтнических локалитетов русского народа (казаки, поморы, старообрядцы) сохраняют приверженность традиционным родовым структурам. Значительная часть населения, проживающая в домохозяйствах, объединяющих две и более супружеских пар (проживание молодоженов совместно с родителями), находятся в пограничном состоянии, отделяющим большую патерналистскую семью от нуклеарной.
Традиционные большесемейные структуры должны быть защищены посредством правовой легализации их статуса, юридического признания их существования. Констатируя более весомый, в сравнении с модернизационной однопарной семейственностью, демографический потенциал такого рода семей, необходимостью представляется внесение корректировки в жилищную политику. Следует, в частности, на основе проведения квартирной реконструкции создать возможности для совместного проживания традиционной многопоколенной семьи в современных условиях городской жизни.
Аборты и контрацепция
Следует ли говорить, что в православной религиозной традиции практика абортов имеет резкое осуждение. Столь же категорический запрет в отношении искусственного прерывании беременности выдвигается и в католицизме. Осуществление его приравнивается к умышленному убийству. Распространение абортов в предреволюционной России, хотя и ограниченное пределами субкультуры крупного города, явилось одним из знаковых проявлений ослабления религиозных скреп в обществе. В Петербурге соотношение абортов к числу рождений составляло 20%. В Харькове данный показатель был даже выше – 22,1%. Но только при советской власти практика искусственного прерывания беременности приобрела общероссийские масштабы. Снятие постановлением Наркоиздрава и Наркомюста от 18 ноября 1920 г. запрета на аборты явилось катализатором их активного применения. К 1926 г. доля абортов в отношении к общему числу живорожденных составляла уже 46,3% , в Ленинграде – 42,4 % (т.е. более чем в два раза выше в сравнении с дореволюционным петербургским уровнем), в губернских городах РСФСР (судя по имеющимся материалам 8 городов) – 32 %. При этом, в остававшемся еще под властью христианской семейной традиции селе, аборты, по-прежнему, расценивались как аномальное явление, соответствуя показателю в 2,1%. В 1920 –е гг. в СССР формировался новый тип семейных отношений, для которых деторождение не носило приоритетного и обязательного характера. Ввиду угрозы, содержащейся в стремительном увеличении случаев искусственного прерывания беременности, с 1936 по 1955 гг. аборты в СССР находились под запретом. Именно с антиабортными мерами связывают некоторые исследователи феномен «сталинского демографического ренессанса».
Новая легализация абортов соотносилась не только с контекстом десталинизациии общественной жизни, но и очередного антирелигиозного наступления. В результате Советский Союз прочно закрепился на неблаговидных позициях мирового лидера по массовости абортной практики. По данным за 1990 г. было зафиксировано 4103,4 тыс. абортов, тогда как родилось живыми 1988,9 тыс. детей. Отношение абортов к родам составило, таким образом, 205,9%. Правда, в постсоветское время статистика искусственного прерывания беременности имела тенденцию заметного снижения. Данное обстоятельство вполне объяснимо, имея в виду распространение использования в половых отношениях обычных средств контрацепции.
Тем не менее, допустив, что все несостоявшееся по причине искусственного прерывания беременности роды, начиная с 1990 года оказались бы все реальностью, население России составляло в настоящее время около 200 миллионов. Даже допустив, что нелегальный абортарий был бы сохранен, прирост бы в любом случае выражался бы десятками миллионов. На тезис о негуманности действий запретов в отношении женщин существует и другой тезис о реальной угрозе демографической смерти России, переместившейся с 1991-го года с четвертого на девятое место по численности населения в мире, а к 2018-му, по прогнозу ООН, должная отступить на 18-ую позицию при наибольшей территории.
Традиционной репродуктивной ориентированности брачных отношений противоречит массовое использование средств контрацепции. По данным ООН на 2010 год из находящихся в репродуктивном возрасте российских женщин 63,6 % использовали средства контрацепции. Таким образом, почти 2/3 россиянок оказывается потенциально исключенным из процесса воспроизводства. Обращает на себя внимания крайне высокая, по мировым меркам, доля стерилизованных женщин. Это один из самых высоких показателей по миру в целом. Для сравнения, в условно «развитых странах», которые наделяются обычно маркером высокой распущенности, доля женщин, использующих современные средства контрацепции оказалась даже ниже российского уровня – 62 %. В кластере «наименее развитых стран», соотносящихся с традиционным обществом – эта доля 28,4 %.
Как следует из опросов, подавляющее большинство населения стран традиционного мира средств контрацепции ни разу в жизни не применяло. Эти выводы, конечно же, не могут служить ни основанием для нравственной идеализации традиционных сообществ, ни, тем более, избрания их в качестве объекта для подражания. Но зато они позволяют оттенить общую тенденцию духовного регресса западного человека и пошедшей по пути Запада России.
Разрушение традиционной семьи через призму подмены социальных ролей мужчины и женщины
Разрушение традиционной иерархии семейных связей связывается с осуществляемой инверсией распределения социальных ролей мужчины и женщины. Традиционные архетипы- мужчины- добытчика, главы семьи и женщины – хранительницы очага подменяются моделью унифицированного человека. В современной России такая инверсия фактически состоялась.
Почти в половине российских семей функции ведения домашнего хозяйства распределяются в равной мере, как на женщин, так и мужчин. Женское население при этом все активнее принимает участие в реализации ролевой функции «добытчика». Смысловая основа семьи, таким образом, нивелируется.
В результате модернизационного зашкаливания стирается грань между женской эмансипацией и феминизацией. В отличие от традиционных сообществ в общественных системах, прошедших стадию модернизации, решение о рождении детей принимаются главным образом не мужчинами, а женщинами. Матери же, как правило, по понятным причинам, в меньшей степени в сравнении с отцами разделяют идеал многодетности. Согласно социологическим опросам женщин, прошедших процедуру искусственного прерывания беременности, они в подавляющем большинстве случаев исходили в принятии решения об аборте из собственного нежелания рождения ребенка.
Эмансипация женщин прямо сказывается на снижении репродуктивного потенциала. По существу же, под эмансипационным маркером скрывается подмена социальных ролей мужчин и женщин. «Освобожденная женщина» освобождается путем включения в традиционные мужские сферы деятельности. В итоге собственно женские материнские функции нивелируются.
Опыт сталинской демографической политики
В 2016 году исполнилось восемьдесят лет знаменитому сталинскому указу «О запрещении абортов, увеличении материальной помощи роженицам, установлении государственной помощи многосемейным, расширении сети родильных домов, детских яслей и детских садов, усилении наказания за неплатеж алиментов». Чтобы понять, почему И.В. Сталин пошел на отмену легализации абортов, связываемой с ленинской политикой и преподносимой как проявление эмансипации советской женщины, необходимо восстановить контекст эпохи – мировой и внутригосударственный.
Показательно отношение к абортам, сформулированное руководством фашистской Германии. Для немцев они считались недопустимыми. Но для народов, рассматриваемых как врагов Рейха – желательными. В постановлении Государственной комиссии «Germandom» об управлении в Польше от 25 ноября 1939 года указывалось: «Все меры, имеющие тенденцию к ограничению рождаемости, следует допускать и поддерживать. Аборты на остающейся площади (Польши) должны быть свободны от запрета. Средства к абортам и контрацепции следует предлагать публично без политических ограничений. Гомосексуализм всегда надо объявлять легальным. Учреждениям и лицам, профессионально занимающимися абортами, политика не должна мешать». Мартин Борман, занимавший видный пост начальника партийной канцелярии НСДАП, пояснял содержание германской политики на восточных территориях следующим образом: «Ввиду многочисленности семей местного населения нас устроит только, если девушки и женщины там будут делать как можно больше абортов». В подписанном Борманом специальном приказе заявлялось: «В случае абортов на восточных оккупированных территориях мы можем только приветствовать это; в любом случае мы не будем препятствовать. Фюрер надеется, что мы развернем широкую торговлю противозачаточными средствами. Мы не заинтересованы в росте негерманского населения». Эксперт Министерства оккупированных восточных территорий Эрхард Ветцель предписывал: «Любое средство пропаганды, особенно пресса, радио и кино, а также фельетоны, брошюры и лекции, надо использовать для внушения русскому населению идеи, что вредно иметь несколько детей. Мы должны подчеркивать затраты, которые они вызывают, хорошие вещи, которые можно приобрести на деньги, затраченные на детей. Надо также намекать на опасное влияние деторождения на здоровье женщины». Сталин, не хуже противников, понимал, что аборты объективно подрывают демографические потенциалы страны.
В настоящее время в отношении сталинской демографической политики продуцируются различные мифы, вписывающиеся в теорию советского тоталитаризма. Характерным примером этой мифологизации являются слова известной российской феминистки Марии Арбатовой: «В период, не помню, с какого года, за десятилетие, кажется, при Сталине в момент запрета абортов за это было расстреляно 500 тысяч женщин и врачей-гинекологов. Я не хочу возвращаться в то же самое время». В действительности, за аборты не только не расстреливали, но даже не сажали в тюрьму. Фрагмент Указа дает возможность понять, какие меры наказания предусматривались в действительности:
«2. За производство абортов вне больниц или в больнице, но с нарушением указанных условий установить уголовное наказание врачу, производящему аборт, — от 1 года до 2 лет тюремного заключения, а за производство абортов в антисанитарной обстановке или лицами, не имеющими специального медицинского образования, установить уголовное наказание не ниже 3 лет тюремного заключения.
3. За понуждение женщины к производству аборта установить уголовное наказание — тюремное заключение до 2-ух лет.
4. В отношении беременных женщин, производящих аборт в нарушение указанного запрещения, установить, как уголовное наказание, — общественное порицание, а при повторном нарушении закона о запрещении абортов — штраф до 300 рублей».
Все это – мягкие меры в сравнении с известной практикой вынесения за осуществление абортов смертного приговора, как за убийство. Но в данном случае важен сам факт идеологического поворота от декларируемой эмансипации к прежней патриархальной системе отношений. Не случайно, что именно запрет на аборты вызвал особое раздражение со стороны Л.Д. Троцкого. Эти запреты были оценены им как наиболее яркое проявление сталинской контрреволюции. «Революция, — писал он, — сделала героическую попытку разрушить так называемый «семейный очаг», т.е. то архаическое, затхлое и косное учреждение, в котором женщина трудящихся классов отбывает каторжные работы с детских лет и до смерти… Взять старую семью штурмом не удалось. Даже оптимистическая «Правда» вынуждена подчас делать горькие признания. «Рождение ребенка является для многих женщин серьезной угрозой их положению»… Именно поэтому революционная власть принесла женщине право на аборт, которое в условиях нужды и семейного гнета есть одно из ее важнейших гражданских, политических и культурных прав… Обнаружив свою неспособность обслужить женщин, вынужденных прибегать к вытравлению плода, необходимой медицинской помощью и гигиенической обстановкой, государство резко меняет курс и становится на путь запрещений. Один из членов высшего советского суда, обосновывает предстоящее запрещение абортов тем, что в социалистическом обществе, где нет безработицы и пр. и пр., женщина не имеет права отказываться от «радостей материнства». Философия попа, который обладает в придачу властью жандарма. Высокий советский судья возвещает нам, что в стране, где «весело жить», аборты должны караться тюрьмой, — точь-в-точь, как и в капиталистических странах, где жить грустно. Вместо того, чтобы открыто сказать: мы оказались еще слишком нищи и невежественны для создания социалистических отношений между людьми, эту задачу осуществят наши дети и внуки, — вожди заставляют не только склеивать заново черепки разбитой семьи, но и считать ее, под страхом лишения огня и воды, священной ячейкой победоносного социализма. Трудно измерить глазом размах отступления!.. Когда наивный и честный комсомолец отваживается написать в свою газету: «Вы лучше занялись бы разрешением задачи: как выйти женщине из тисков семьи», он получает в ответ пару увесистых тумаков и — умолкает. Брачно-семейное законодательство Октябрьской революции, некогда предмет ее законной гордости, переделывается и калечится путем широких заимствований из законодательной сокровищницы буржуазных стран. Как бы для того, чтоб запечатлеть измену издевательством, те самые доводы, какие приводились раньше в пользу безусловной свободы разводов и абортов — «освобождение женщины», «защита прав личности», «охрана материнства», — повторяются ныне в пользу их ограничения или полного запрета». «Философия попа… в придачу властью жандарма», — так характеризует Троцкий сталинскую модель, воспринимаемую им сущностно как модель старорежимную.
Наряду с внешнеполитическими обстоятельствами сталинского поворота в демографической политике, существовали также внутриполитические обстоятельства. Сталинское постановление «О запрещении абортов…» датируется 27 июня 1936 года. Это было время, когда подходило к кульминационной точке расследование по делу «Антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра». Следствие велось с 5 января по 10 августа 1936 года. Троцкистско-зиновьевский центр – это было левое крыло в партии. Вопрос о семейных ценностях, как и сегодня, позволял особо четко дифференцировать левых – сторонников свобод и правых – сторонников традиции. Левые – троцкисты рассматривали семью как институт эксплуатации. Правые – национал-большевики определяли семью как ячейку социалистического общества. Политический процесс над левым крылом в большевизме был для Сталина наиболее благоприятен, чтобы провести более четкие грани идеологического размежеваниями.
С 1933 года начинается кампания по искоренению гомосексуализма. Основанием послужила докладная записка наркома внутренних дел Г.Г. Ягоды Сталину о создании гомосексуалистами через салоны антисоветской заговорщической сети. Идеологически гомосексуализм был осужден как проявление морального разложения буржуазии. Прошли чистки от гомосексуалистов государственного аппарата, особо масштабные из которых затронули Наркомат иностранных дел. Широко тиражировалась фраза Максима Горького «Уничтожьте гомосексуализм – фашизм исчезнет». Усиление негативного отношения к гомосексуалистам, рост гомофобии также отражало вектора реставрации традиционных ценностей.
В период хрущевской оттепели советское законодательство о браке и семье было существенно либерализовано. Вновь упрощалась бракоразводная процедура. Декриминализовались аборты. Эта либерализация не замедлила проявиться в резком снижении показателей рождаемости.
Общий коэффициент рождаемости (число родившихся на 1 тыс. чел. населения) варьировался в сталинские послевоенные годы в диапазоне от 25 до 27 ‰. За период хрущевской оттепели он снизился с 25,3 до 16,9 ‰. Это, наряду с обвалом 1990-х гг., было самым стремительным падением репродуктивности населения за всю демографическую историю России. Характерно, что после ухода Н.С. Хрущева падение прекратилось и показатели рождаемости стабилизировались.
Советский опыт указывал, таким образом, что управление демографическими процессами принципиально возможно. Ключевым вопросом в этом управлении является следование государства цивилизационным традициям. При цивилизационно-идентичном курсе государства откликом является повышение показателей репродуктивности социума, при курсе, разрывающем с цивилизационной традицией, репродуктивность падает. Социум, как живой организм, импульсивно реагирует на соответствие / несоответствие средовых условий существования его организменным особенностям.
Демографический кризис в Российской Федерации носил рукотворный характер
Демографический кризис в Российской Федерации носил в значительной мере рукотворный характер. Сторонники точки зрения об объективности тенденции депопуляции в России зачастую упускают из виду, что вплоть до недавнего времени российское государство официально реализовывало стратегию сокращения рождаемости. Еще в декабре 1991 г., при прямом содействии правительства, была учреждена Российская ассоциация планирования семьи. Активно реализовывалась Федеральная целевая программа «Планирование семьи», получившая с 1994 г. статус президентской. Соответствующие региональные программы были приняты более чем в 50 субъектах Федерации. В изданной под редакцией директора Института демографии НИУ-ВШЭ А.Г. Вишневского коллективной монографии «Демографическая модернизация России, 1900 – 2000» данные мероприятия российский властей описываются почти в апологетической тональности: «В 1990-х годах практически впервые была создана основа службы планирования семьи, сотни центров планирования семьи и репродукции, относящихся к системе Минздрава. В рамках программы «Планирование семьи» осуществлялись государственные закупки контрацептивов, многие учреждения имели возможность бесплатного обеспечения ими отдельных социально незащищенных групп населения, в том числе молодежи. Были организованы курсы подготовки специалистов. Велась значительная работа по повышению информированности населения в области планирования семьи. Программой предусматривалось создание и внедрение специальных программ полового образования и воспитания подростков. Существенную финансовую помощь в преодолении «пути от абортов к контрацепции» оказывали международные организации, правительственные и частные зарубежные фонды. В рамках международных проектов осуществлялись поставки современного оборудования, средств контрацепции для центров планирования семьи и женских консультаций, велась подготовка кадров, издавалась соответствующая литература. Однако наряду с явным и давно ожидаемым оживлением деятельности по развитию планирования семьи активизировались и его противники, которые не дали совсем погаснуть факелу, выпавшему из рук идеологического отдела ЦК КПСС». Только в 1997 – 1998 гг. Государственная Дума лишила программу «Планирование семьи» финансирования из федерального бюджета. Внедрение программ сексуального образования в школах было также приостановлено.
На системность реализуемой программы указывают ее структурные компоненты – организационные, кадровые, пропагандистские: Организация службы планирования семьи; Подготовка и повышение квалификации кадров; Обеспечение информированности в области планирования семьи и сексуальной культуры населения; Производство и закупка средств контрацепции. В плане пропаганды низкой детности ставились и поддерживались финансово следующие задачи:
Создать российские радио- и телевизионную программы по проблемам семьи, репродуктивного и сексуального поведения.
Организовать республиканские семинары для журналистов по вопросам планирования семьи и сексуальной культуры.
Организовать подготовку (на конкурсной основе) и издание литературы для населения и медицинских работников по тематике: методы и средства предупреждения беременности, здоровье родителей — здоровье детей, о сексуальной культуре, для молодых супругов, профилактика СПИДа, аборт и его последствия, беременность, роды, аборт у подростков
Разработать и утвердить программы сексуального образования и воспитания подростков, молодежи, включающие учебный курс и учебное пособие
Обеспечить создание мультипликационных и видеофильмов, видеоклипов для детей различных возрастных групп и взрослых в области физиологии пола, сексуальной культуры, планирования семьи и профилактики СПИДа.
Могут сказать – все это конспирология. Но вот еще две цитаты от гуру либерального направления в демографии, директора профильного демографического института в НИУ ВШЭ А.Г. Вишневского:
«Я считаю так: демографический взрыв — безусловно признак того, что размножение человечества вышло из-под контроля. В природе оно всегда находится под контролем биологических механизмов, а у людей всегда был социальный контроль — культурные и религиозные нормы. И эти механизмы перестали работать. Сейчас стоит вопрос о том, чтобы снова вернуть размножение под контроль, создав новые механизмы. На это нужно время и добрая воля».
«Международные организации стали принимать меры, чтобы в развивающихся странах замедлить рост населения, который был чреват, как было понятно с самого начала, серьезными последствиями. Но надо сказать, что довольно серьезным тормозом этому было опять наше любимое отечество. Потому что позиция Советского Союза была ну я бы так сказал была в этом смысле штрейкбрехерской. Потому что когда все развитые страны думали о том, как сократить, замедлить рост населения в развивающихся странах, в Советском Союзе, вопреки своим собственным интересам, как это мы теперь понимаем, занимали противоположную позицию и всячески отказывались от того, чтобы участвовать в этих усилиях».
Итак, что говорит ведущий российский демограф либеральной демографической школы? СССР занимал штрейкбрехерскую позицию в осуществляемой глобальными международными силами политики замедления роста населения в мире. Он как штрейкбрехер был уничтожен. На повестке стоит вопрос – вернуть под контроль размножение населения на уровне глобальной политики через установление новых контролирующих механизмов.
***
Вопрос о защите семейных ценностей и детности является, таким образом, не просто вопросом о перспективах существования России. На повестке более страшный вопрос – о фактической реализации глобальными акторами античеловеческого проекта. Его пафос выражается формулой – в мире сегодня слишком много «лишних людей». Технический прогресс, развитие робототехники и «цифровой экономики» подталкивает сообразно с рыночной логикой корпоративного менеджмента государства и корпорации к снятию с себя социальных обременителей, освобождению от «лишних ртов». Сделать это прямым образом на сегодня еще невозможно. Снизить же социальную нагрузку опосредовано через регулирование рождаемости оказывается более реально. Реализуется де-факто глобальный проект дегуманизации, расчеловечивания человека. Очевидно, что неомальтузианскому проекту должна быть противопоставлена столь же планетарная альтернативная идеология, защищающая подлинные ценности Человека.