Годовщина Великой Победы мотивирует обратиться в очередной раз к историческому опыту Второй мировой войны. И, прежде всего, необходимо дать четкий ответ – с кем воевали? Кто был противник Советского Союза?
Базовая категория: узко-исторический и фундаментально-исторический подходы
Так что же такое фашизм? К удивлению, консенсуса в раскрытии данной категории нет.
Узкий конкретно-исторический подход к рассмотрению феномена фашизма более точен этимологически. Зарождение Понятия фашизм контекстно Италии и движению, возглавляемому Муссолини. Но такой подход лишен фактически когнитивных потенциалов. Из констатации того, что фашизм имел место исключительно в муссолиниевской Италии нельзя взять ничего практически полезного. Лишена смысла оказывается, в частности, сама постановка вопроса о современной фашизации. Если фашизм — это только режим муссолиниевской Италии, то современного фашизма быть не может. Нельзя при конкретно-историческом подходе выявить и генезисные основания фашизма. Априори задается позиция, что до возникновения понятия фашизм самого явления будто бы и не могло существовать. Такое ограничение, при серьезности связанных с темой фашизма угроз, вызывает подозрение, что оно вводится преднамеренно. Не все фашистские государства и не все виды фашизма были осуждены в 1945 году. Не все предстали перед международным трибуналом. На преступления отдельных режимов были закрыты глаза по политическим соображениям. В итоге, к примеру, Франция предстала по итогам войны как государство победитель, а не как государство-сателлит. Ее предпочли позиционировать через образ деголлевского сопротивления, а не Вишистского режима. Так же были прощены и многие восточноевропейские народы. Немцы отвечали за всех, хотя совершали преступления далеко не одни. Фашизм в итоге не был уничтожен, а лишь ушел в подполье. Он сохранился и на уровне семейных историй. После падения социалистической системы все фашизмы выходят из подполья. Но маркер фашизма к ним уже оказался не применим.
Но, может быть, противоречия были бы сняты при замене категории фашизм категорией нацизм? Именно такой подход реализован на Западе. Западные политологи назидают о некорректности установившейся советской традиции использования маркера фашизм. Предлагалось, по сути, свести все случившееся в 1930-е-1940-е годы к национальным дискриминациям. В фокусе проблемы оказывается тема Холокоста. И вот уже ценностный консенсус 1945 года о недопустимости фашизма сводится едва ли не исключительно у недопустимости антисемитизма. В действительности, нацизм подставляет собой один из вариантов более общего явления. Сущность этого явления — идеология превосходства, экстремизируемая до утверждения антропологического неравенства. Существуют варианты превосходства на национальной и расовой почве. Но есть такие же варианты превосходства социального, кланово-корпоративного, религиозного, сословно-варнового. По отношению ко всем ним, в соответствии с отечественной традицией используется понятие фашизм.
Могло бы, вероятно, вместо фашизма использоваться и какое-либо другое понятие. Но в любом случае понятие надстоящее над нацизмом как более интегративное необходимо. Понятие Фашизм в этом отношении лучше других, поскольку имеет соответствующие исторические коннотаты. Для народов СССР, очевидно, что победа была одержана над фашизмом. Невозможно себе представить, что российский народ, ветераны могли бы принять версию, что в Великую Отечественную войну борьба велась не против фашизма, а против, предположим, элитаризма.
Выйти на широкое осмысление фашизма, не как исторического прецедента, а фундаментального вызова, адресуемого всему человечеству, как проекта контрэволюции – принципиальная задача. В сфере больших политических смыслов более значимой проблемы, по-видимому, не существует.
В период генерирования собственной научной теории советская гуманитарная наука оперировала широким пониманием природы фашизма. Фашизм понимался не как исторически преходящее идеологическое течение, а как экстремальное выражение олигархизма. Капитализм, экстремизируясь, неизбежно трансформировался в фашизм. За счет этой трансформации олигархат стремился сохранить себя во власти и главное сохранить капиталистический способ производства и эксплуатацию. В этом рассмотрении фашизм оказывался реакцией на наступающий ему на пятки, идущей на смену обществу эксплуатации социализм. Фактически советская гуманитарная наука вплотную подошла к осмыслению феномена фашизма как фундаментального, мегаисторического явления.
Но этот шаг сделан не был. Сказывались ограничители формационного подхода. Фашизм не выводился за рамки формации капитализма.
Катарсис наступил во время Великой Отечественной войны. Оказалось, что прежние марксистские схемы не достаточны. Советская пропаганда обращается к цивилизационно-ценностным историческим накоплениям народа, меняет язык. Вместо языка классовой борьбы предлагается язык онтологической борьбы добра и зла. И вот уже фашизм становится не просто олигархизмом, а мировым злом. Фашисты в словах великой мобилизационной песни «Священная война» — это «сила темная», «нечисть», «проклятая орда», «отродье человечества».
Безусловно, использование данных маркеров имело соответствующую эмоциональную нагрузку. Но и эмоции, как известно, часто приводят к прорывам в познании. Феномен «мирового зла» должен был получить научное, а не только религиозное – как прежде, осмысление. Это требовало совершить определенные шаги в научной теории.
Однако советская гуманитарная наука пошла в дальнейшем в прямо противоположном направлении. С середины 1950-х годов устанавливается тренд сужения смыслового поля, перехода от поиска больших смыслов к описательности. К этому подталкивали и извне. Ориентир на поиск больших смыслов выводил советскую гуманитаристику на широкие возможности идеологического строительства. Выдвижение системы целостного осмысления фундаментальных вопросов бытия приводило к кооптации множества адептов по всем странам мира.
И вот извне начинаются подбрасываться предложения перехода к микроанализу и описанию, как выражению подлинной научности в противоположность идеологичности макроанализа и смыслообразования. Активно пропагандируется развитие направление истории повседневности. Оно методологически явно оппонировало советской модели глобального исторического процесса. Карл Поппер пишет книгу «Нищета историцизма». В бой против марксизма бросается позитивизм, утверждающий принципиальный отказ от надэмпирического абстрагирования.
Несколько позднее запускается проект постмодернизма. Через базовый тезис об абсолютной релятивистичности знания наносится еще один удар по советской системе объективизации больших смыслов. И советская гуманитаристика отступила, «сдала поля боя». Обнаружение больших смыслов стало считаться, как нечто неакадемическое, ненаучное. Тех, кто занимался анализом фундаментальных процессов, как, например, Л.Н. Гумилева, академическое сообщество подвергает остракизму.
Соответственно, и фашизм оказывается сведен к описанию исторической феноменологии ряда европейских государств 1920-х – первой половины 1940-х годов. В постсоветский период, в связи с провозглашением позиции о деидеологизации гуманитарной науки, бегство от смыслов приобретает фронтальный характер. Результатом этих тенденций явилось уничтожение самой категории фашизм. (Рис. 1).
Рис. 1. Основные подходы в раскрытии феномена фашизма. Проблема исторического масштаба
Уместна ли постановка вопроса о фашизме в Древнем мире?
Широкий подход к определению фашизма может вызвать возражения. Ведь применение его означает, что проявления фашистской идеологии и практики можно обнаружить и даже в древней истории человечества. Фашизм в широкой трактовке есть универсальный мегаисторический вызов, бросаемых человечеству силами контрэволюции, а потому свои версии фашизации, проявленные в той или иной мере, можно найти фактически в любую историческую эпоху. Итак, фашизм в Древнем мире? Корректна ли такая экстраполяция современной идеологии вглубь веков?
Такой экстраполяционный подход применяется в общественных науках не впервые. Правда, адресовался он не к фашизму, а социализму. Еще в 1977 году в Париже была опубликована книга советского математика, тогда член-корреспондента АН СССР Игоря Шафаревича «Социализм как явление мировой истории». В ней он обнаруживал наличие социалистической системы хозяйствования и идеологии еще в античные времена. Многие из примеров, приводимые им как проявление социализма, были фактически фашистскими, поскольку выстраивались на системе фундаментального неравенства. Так, платоновское государство трактуемое Шафаревичем в качестве социалистической утопии, являлось государством, основанном на антропологическом разделении людей – философы, стражи, ремесленники, рабы. Такое разделение – это путь не социализма, снимающего разграничительные иерархические перегородки, а именно фашизма.
Другая книга Шафаревича «Две дороги к одному обрыву» объясняет причины данного смешения. Социализм и фашизм рассматривались им как единое явление, рассматриваемое через социалистическую маркировку. Социализм-фашизм разграничивался с либерализмом. Обе эти идеологии определялись Шафаревичем как «два пути к одному обрыву».
Совсем, казалось бы, на других позициях стояли мыслители, представляющие ордолиберальное направление, такие как Вальтер Ойкен. Но для ордолибералов также было характерно деление идеологий и государственных систем исключительно между двумя полюсами. Один характеризуется индивидуальными свободами, правами человека, и может быть охарактеризован как либеральная модель. Второй выражается доминацией общего над частным, насилием государства над личностью и характеризуется в качестве модели социалистической. С определенными модификациями тот же подход озвучивается рядом современных российских исследователей, дифференцирующих все общественные системы на два типа – система X (либерализм) и система Y (этатизм). Из такой дифференциации следует, что современные идеологии должны обнаруживать устойчивое воспроизводство и при обращении вглубь веков.
Из нашего подхода также следует такое историческое воспроизводство. Если идеологии выстраиваются на тех или иных фундаментальных ценностях, то они и должны воспроизводится меняя язык и формы, но оставаясь константными в сущности. Соглашаясь с когнитивной целесообразностью исторических экстраполяций, нельзя вместе с тем, согласиться с редукцией смешения фашизма и социализма. Такая редукция не соответствует реалиям новейшей истории. При ее применении становится непонятна «священная война» на уничтожение между фашизмом и коммунизмом семидесятилетней давности. Некорректна она и в применении к Древнему миру. Принятие ее означает фактическое стирание грани между доктриной Христа – в социальном преломлении идеологией социализма и доктриной Ирода – ярким воплощением античного фашизма.
Был ли фашизм в Древнем мире? Типичным фашистским проявлением является геноцидная практика. Понятие геноцид появилось, как известно в двадцатом веке, после резни армян в Османской империи. Однако случаев истребления целых народов по принципу «уничтожения чужих» в истории Древнего мира предостаточно. Обратимся к Ветхому Завету. Моисей, придя в земли мадианитян, приказал истребить все мужское население и всех замужних женщин. Ветхозаветное предание вкладывает в уста Моисея следующие слова: «Для чего вы оставили в живых всех женщин? <..> Убейте всех детей мужского пола, и всех женщин, познавших мужа на мужском ложе убейте; а всех детей женского пола, которые не познали мужеского ложа, оставьте в живых для себя». Поголовно истреблял население взятых городов и преемник Моисея Иисус Навин. Так погибли города Иерихон, Макед, Ливна, Лахис, Еглон, Хеврон и другие. Точно также действовали в отношении мятежных территорий древние ассирийцы. А вот уже свидетельство Иосифа Флавия о взятии легионами Тита в 70 году от Р.Х. Иерусалима: «Войско не имело уже кого убивать и что грабить. Ожесточение не находило уже предмета мести, так как все было истреблено беспощадно».
К геноцидной практике обращались многие великие завоеватели прошлого. Походы Тамерлана яркая тому иллюстрация. И эта геноцидная практика была в порядке вещей, нормой отношения к инородцам. Авторитарная власть, ксенофобия, идеологемы мирового господства, доктрина превосходства своих над всеми остальными, жесткий иерархизм, геноцид – весь набор фашистских признаков в реалиях древнего и средневекового мира налицо.
Но была и другая сторона, связанная со светом гуманистических учений создателей великих религий. Человечество постепенно гуманизировалось и дефашизировалось. Геноцидная практика по-прежнему находила свои проявления в различных уголках планеты. Европейская мировая колонизация была в этом отношении чисто фашистским явлением – геноцид и эксплуатация автохтонов, осуществляемые на основе идеологии превосходства. Тем не менее, век от века под влиянием просвещения представления об обыденности и нормативности геноцида вытеснялись. Но вот наступило двадцатое столетие – и новый вызов фашизации был предъявлен человечеству.
Почему популярен фашизм?
Осудить фашизм, сказать, что он неприемлем недостаточно. Что с того, что он был осужден в 1945 году? Вопреки всем осуждениям, он возрождается снова и снова. Надо объяснить причины его популярности. А он, приходится констатировать, действительно популярен. Так что же привлекает в фашизме?
Во-первых, он обеспечивает социальное благополучие. Но это социальное благополучие своих. При известных фашистских режимах кризис экономики преодолевался, а социальное положение населения улучшалось. Можно было бы фашизм назвать в этом отношении социальноориентированным учением. Но это социальное благополучие достигалось за счет подавления или отсечения чужих.
Во-вторых, фашизм коннотирует с великодержавием. В рамках фашистского проекта человек ощущает свою сопричастность великим свершениям. Фашизм призывает к борьбе с внешними врагами. Он пользуется в этом отношении имманентным, существующим у каждой нации, запросом на имперскость. Враги должны быть повергнуты.
В-третьих, фашизм в противовес индивидуализирующему либерализму содержит солидаризационные посылы. Люди объединяются в корпорации, корпорации в государство. Акцентируется ощущение, что человек не одинок, ощущение локоть к локтю.
В-четвертых, фашизм восстанавливает утрачиваемые и размываемые при либерализме групповые идентичности и, прежде всего, идентичности этнические. Этничность не является химерой, псевдоконструктом, как к примеру, считает В.А. Тишков. Он реальность, игнорирование которой вызывает запрос на ее акцентированное заявление, что и используется фашизмом.
В-пятых, фашизм апеллирует к истории, к традициям соответствующей общности, ее традиционным ценностям. Он обращается к архетипам коллективной памяти, и это дает свой отклик
В-шестых, фашизм сбрасывает маски с буржуазного общества. Он резко осуждает гедонизм, потребительство, торгашескую мораль. В нем находят отдушину многие пассионариии. В нем они видят альтернативу буржуазности.
В-седьмых, фашизм отвергает релятивизм. Ответом его на релятивистмчность является жесткая ценностная поляризация. Гей-пропаганде и культуре шоу фашизм противопоставляет традиционное половое разделение социальных ролей и культуру высокого стиля.
В-восьмых, фашизм разоблачает нефункциональность институтов демократии в буржуазном обществе, их имитационно-симулятивный характер. Фашистская критика состоит в разоблачении того факта, что в реальности вместо демократии при либерализме реализуется де-факто власть олигархии. Фашизм противопоставляет псевдодемократизму иерархизм, как единственно жизнеспособную, с точки зрения фашистских идеологов, систему.
В-девятых, фашизм разграничивает лучших и худших. Им утверждается принцип, что властвовать должны лучшие, а худшие к ней не быть допущены. Мыслитель должен мыслить, воин воевать, купец заниматься торговлей и не смешивать свои социальные функции. Недовольство части общества в отношении существующих принципов элитной кооптации также ведет к поддержке фашистского движения.
В-десятых, фашизм оперирует образом врага -внутреннего и внешнего, мобилизуя социум. Враги существует вне зависимости от фашистской пропаганды, и замалчивание факта их наличия либералами толкает народ в объятия фашизма. Тема борьбы с врагом почти всегда имеет поддержку, привлекает под фашистские знамена пассионариев. Оперирование образом врага получает особый отклик в контексте поражений, национального унижения, кризисов.
В-одиннадцатых, фашизм преподносится в тональности высокой героики. В этом отношении он противопоставлялся миру обывателей. Пропагандируемые фашистами героические образы, прежде всего, резонировали в молодежной среде.
В-двенадцатых, фашизм реализует запрос коренных на ограничение в правах и возможности чужаков — мигрантов. Он является в этом смысле движением протеста автохтонов против наступающих аллохтонов.
В-тринадцатых, фашизм выступает за регулирование экономики, а соответственно, борется с безработицей, со спекулятивным капиталом. Он оппонирует либеральному пониманию государства как ночного сторожа, стихии рынка и, с определенными оговорками самой классической системе капитализма.
Либеральная модель неизбежно проигрывает фашизму. Он при обострении экономических и социальных проблем, в ситуации кризисов оказывается предпочтительнее либерализма. Либерализм обнаруживает свою неспособность дать ответ на актуальные вызовы и программируемо проигрывает фашизму, предлагающему жесткую и определенную рецептуру выхода из тупика. (Рис. 2).
Рис. 2. Чем привлекает фашизм?
Так чем же плох фашизм? Может следует отбросить исторические стереотипы и принять фашистскую идеологию, как спасительную для страны? Все кажущиеся позитивные качества и преимущества фашизма перечеркиваются одним и главным — фашистской идеологией превосходства. Все в фашизме подчинено этой интегральной позиции — господство превосходствующих. Вначале вектор фашизации проявляется в антропологическом разграничении общества. Конечно, как люди отличаются друг от друга, также отличаются и народы. Но при этом они едины в рамках принадлежности к человечеству. При всех различиях существовало то что объединяет, что отличает человека от животного. Фашизм проводит не просто социальное и культурное, а антропологическое разделение. Разделив, следующим шагом он устанавливает антропологическую иерархию. Фашизация ведет, таким образом, объективно к установлению идеологии превосходства. Это при всей вариации фашистских версий имеет для фашизма парадигмальный характер.
Так почему же неприемлем фашизм. Сегодня и сейчас он может быть весьма привлекательным. Но в эволюционной развертке он выражает вектор контрэволюции. Три образа человека определяют содержание эволюционного мегаисторического развития:
- человек биологический;
- человек категориальный;
- античеловек.
Фашизм соотносится именно с третьим образом. Он выражает античеловеческий сценарий развития. В этом смысле можно говорить о фашистской контрэволюции. Фашизм антигуманистичен. И это не скрывается. Ницшеанская формула — падающего подтолкни — это фашистская формула. Фашистский сверхчеловек — это античеловек. Ницше определял сверхчеловека как антихристианина. Здесь уже один шаг до антихриста. И это шаг совершается. Ницше провозглашает смерть Бога. Это провозглашение прямо оппонировало христианской благой вести — Христос воскрес. Вместо умершего Бога приходит сверхчеловек, попирающий прежнюю христианскую мораль, как религию слабых.
По большому счету идет принципиальное оппонирование по вопросу об эволюции. Идеал категориального человека основывается на представлении о солидаризационной версии развития. Развитие человечества осуществляется, согласно ей, за счет гуманизации, милосердия, альтруизма, всего того, чего нет в животном мире и что интегрально объединяется понятием нравственность. Фашизм, напротив, видит развитие в подавлении этих качеств. Ницшеанский императив – «падающего подтолкни». Фашистская версия эволюции состоит в том, что лучшие побеждают, а то и истребляют, худших. Неандертальцы истребляют древнейших питекантропов, кроманьонцы уничтожают неандертальцев. Таким же образом, и сверхчеловек должен истребить человека.
Фашизм в фокусе вопроса национального превосходства
В фокусе внимания классического фашизма находился национальный вопрос. Фашизация может осуществляться и не в ракурсе национальных противопоставлений, но и иных версий антропологического неравенства. Но национальный вопрос позволяет наиболее акцентировано проследить генезисную логику фашизма. Один полюс отношения к национальному вопросу представляет космополитизм, или интернационализм. Космополитизм отвергает вообще какую-либо национальную идентичность и борется с ней. Далее, при продвижении к противолположному полюсу находится состояние цивилизационности. Национальная идентичность признается, но включается в более широкую цивилизационную идентичность, которой и отдается приоритет. В цивилизационной системе, как в едином общем доме, есть место каждой этничности. Но этническое не доминирует, а подчинено общему, генеральному, цивилизационному. Следующими остановками в направлении нацификации являются национализм, нацизм. И итог – фашизм, как антропологическая диктатура одной части людей над другой. (Рис.3).
Понятно, что желаемая для России модель это модель цивилизационного жизнеустройства. Двигаясь от космополитизма, на котором выстраивалсь либеральная постсоветская система, Россия могла бы придти к системе государства – цивилизации. И на этой фазе было бы желательно остановиться. Но такая модель устраивает не всех, как во вне страны, так и внутри. И Россию подталкивают совершить скачок, перепрыгнуть этап цивилизационности. Но в случае перехода к национализму, можно прогнозировать далее проекцию последующего движения в направлении фашизации.
Рис.3. Национальный вопрос в идеологическом спектре
Проблема антропологического неравенства увязывается с вопросом о различиях людей, включая их национальные различия. И здесь существует три основных подхода – универсалистский, цивилизационный и фашистский.
Универсализм утверждает, что народы подобны друг другу. Никакого различия между ними нет. Надо просто привести их бытие, а соответственно и систему ценностей к общечеловеческому знаменателю. Обнаруживаемые же национальные различия есть не более чем проявление отсталости.
Сообразно с представлениями о цивилизационной множественности народы различны в системах жизненных укладов, но едины антропологически в рамках единого человечества. В работах Центра научной политической мысли и идеологии – это общее есть «белый ценностный пакет», как фундамент человеческого единства. Отличия же жизненных укладов было связано с адаптацией человека к специфическим условиям месторазвития.
И, наконец, подход, связанный с идеологией фашизма. Народы антропологически различны, единства человечества нет. А, соответственно, существует антропологическая иерархия. (Рис.4).
Рис.4. Фашизм уничтожает единство человечества
Но как быть, если все-таки обнаруживается отличие людей друг от друга? Сейчас, в контексте новых миграционных волн такая постановка вопроса представляется особо актуальной. Ответы, даваемые в соответствии с обозначенными подходами, выводят собственно на понимание специфичности фашистской практики.
Если мы исходим из концепта цивилизационной множественности, то различие народов понимается как многоцветье мира. У мира много цветов. Каждый народ вносит свой вклад в копилку мирового нравственного развития человечества. Созданный на основании данного понимания проект – это создание модели мира миров, единства во множественности. Соответственно, отношения между народами выстраиваются на фундаменте комплиментарности.
Для универсализма различия есть проявление девиации. Если один народ отличается от другого, а общий стандарт, эталон задан, то отличие от него есть девиация. Оно чаще всего объясняется как отставание, архаика. Но как быть с этой архаикой? Вывод в соответствии с универсалистским пониманием — сделать других подобными себе. Но как это возможно осуществить, если другие не желают уподобления? То, что не делается подобным, уничтожается. Это та логика, которая предопределила трансформацию либерализма в неолиберализм, а далее в фашизм. То, что не соответствует западным эталонам, должно быть уничтожено.
Фашизм говорит, что различия есть, но они являются фактором непримиримой вражды по отношению к другому. Соответственно, надо провести антропологическое разграничение, установить сегрегацию (тягчайший грех для фашизма – это смешение), разделить. А дальше, как итог реализуется система господство одного антропологического типа над другим. Если достигнуть господства не получается, тогда осуществляется геноцид, физическое уничтожение других. И в этом отношении либеральная практика — то, что не делается подобным, уничтожается, и фашистская практика — геноцид, как итог, как экстремальное проявление различий сущностно совпадают. (Рис.5).
Рис.5. Антигуманизм фашизма и универсализма
Два идеологических проекта мировой истории
Если посмотреть на генезис фашизма в мегавременной развертке, то обнаруживается историческая воспроизводимость вызовов фашизации, репродуцируемых альтернативой ответов на проблему равенства и неравенства. Действительно, античный мир шел достаточно определенно в направлении фашизации. Понятие античный фашизм может кого-то смутить. Но если мы фиксируем, что сущностно происходящий процесс соответствовал описываемому нами явлению, то и следует, очевидно, характеризовать его посредством ключевой дефиниции. Раб в античном мире уже не считался человеком и воспринимался как вещь, человекоподобный скот, говорящее орудие труда. Разделение на рабов и господ вело объективно к распаду человечества как антропологически единой общности. Кризис Древнего мира был в этом отношении, прежде всего, кризисом антропологическим. Но далее происходит принципиальный поворот. Для христианского контекста таким поворотом стало пришествие Христа. Нагорная проповедь явилась наиболее ярким историческим антифашистским манифестом. Новый завет утверждал, что «нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос». Люди едины во Христе – эта формула опровергала всю систему античного фашизма.
И с этого момента четко идентифицируется воспроизводимая исторически развилка двух проектов. Не множество идеологий, а по большому счету только две. Если идеологии восходят к фундаментальным ценностям, а ценности, в конечном итоге, укладываются в матрицу выбора между добром и злом, которые объективны, то, в действительности, их – две. С одной стороны, это проекты антропологического единства, проекты Нагорной проповеди. С другой — проекты антропологического неравенства, антиевангельские проекты. Проекты первой парадигмы – антифашистские, второй – фашистские. Такое фундаментальное аксиологическое разграничение и есть ключ к пониманию, что такое фашизм, во всех его многочисленных модификациях, включая модификации двадцатого и двадцать первого века. (Рис.6).
Рис.6. Генезис фашистской идеологии в мегаисторическом рассмотрении
Принципиальная подмена в раскрытии феномена фашизма является приравнивание его, а то и отождествление с коммунизмом. Сегодня эта точка зрения в мировом политологическом дискурсе становится доминирующей. Для уподобления сталинизма и шире коммунизма национал-социализму была выдвинута теория тоталитаризма. Первым шагом и фашистские, и коммунистические государства объявлялись государствами тоталитарными. Следующим — предъявляемые фашизму обвинения по принципу подобия переносились и на коммунизм. (Рис.7).
Рис. 7. Обоснование тождества коммунизма и фашизма
И вот уже звучат призывы организации нового Нюрнбергмского трибунала – на этот раз над коммунизмом. Проводятся конференции такого рода, в том числе под патронажем ПАСЕ. (Рис. 8)
Рис.8. Теория тоталитаризма – «когнитивное оружие»
Фашизм был оценен человечеством в качестве явления, наиболее исторически приближенное к мировому абсолютному злу. Германия, породившее это зло, приняла груз соответствующей ответственности (оккупация, репарация, лишение важных компонент суверенитета). В моральном отношении она искупала свою вину через всеобщее национальное покаяние. Если сталинизм такое же точно зло, как и фашизм, то и Россия должна пройти через тоже «очищение», что и Германия – быть десуверенизованной и лишенной права определять мировую политическую повестку. 23 августа был определено ПАСЕ в качестве Европейского дня памяти жертв сталинизма и нацизма. «Преступления коммунизма» оказывались, таким образом, сфокусированы на пакте Молотова – Риббентропа. Подразумевалось, что этот пакт и развязал Вторую мировую войну, явившуюся крупнейшей трагедией в истории человечества. Дата начала войны фактически сдвигалась с 1 сентября – нападения Германии на Польшу на 23 августа. Подразумевалось, таким образом, что агрессор был не один, а два – не только Германия, но и СССР. (Рис.9).
Рис.9. Решением ПАСЕ сталинизм приравнен к национал-социализму (2009 г.)
Но на этом точки поставлено не было.
Один из классиков в развитии теории тоталитаризма директор французского национального фонда политологии Ги Эрме заявляет даже, что гитлеровская Германия в полной мере критериям тоталитарного режима не соответствует. В ней была сохранена относительно независимая от государства экономика, конфессиональная и интеллектуальная инфраструктура. Тоталитарным в полном смысле слова был, согласно Ги Эрме, только Советский Союз. Но если явление фиксируется только в одной стране, то значит, оно уже не универсальная категория, а специфическая характеристика определенной общности. Полюсом зла оказывается уже не нацистская Германия, а сталинский СССР. А ввиду того, что подобий в других странах тоталитаризму, не обнаруживается, то значит, тоталитаризм – это выражение цивилизационной природы России. И вот уже выдвигается тезис о тоталитаризме в Московской Руси, о «полицейском государстве» в Российской империи, о «хронической» русской тоталитарности.
К сожалению серьезного оппонирования теории тоталитаризма со стороны российского политологического сообщества развернуто не было. Она была принята, включена в учебники и образовательные программы. Между тем, показать фундаментальные различия в идеологии советского коммунизма и нацизма сегодня политически необходимо. Конечно, советский режим был достаточно жестокий, и применял инструмент репрессий. Но репрессивными являлись многие государства в истории. Вопрос — какие цели ставились фашистским и советским режимами. Если в одном случае ценностная цель фундаментальное равенство — коммунизм, то в другом отношении – фундаментальное неравенство, неравенство антропологическое — фашизм. Эти системы не то что различны, они антагонизменны. А почему это, казалось бы, очевидное различие не фиксируется? А потому что современное либеральное сообщество как раз и ориентировано на тот самый полюс антропологического неравенства и, по сути дела, завуалировано разделяет ценностно платформу той стороны, которая проиграла во Второй мировой войне. (Рис.10)
Рис.10. Необходимость критики теории тоталитаризма
Анализ показывает, что коммунизм и фашизм находятся на разных полюсах идеологической классификации. Коммунизм – фундаментальное равенство, либерализм – равноправие, фашизм – антропологическое неравенство. Коммунизм – человек — социальное существо, либерализм – человек -индивидуум, фашизм – человек – «волк», сверхчеловек. Коммунизм – солидаризация, либерализм – конкуренция, фашизм – война. Коммунизм – коллективная собственность, либерализм – частная собственность, фашизм – корпоративная собственность. Коммунизм – интернационализм, либерализм – буржуазный национализм, фашизм – расизм. Коммунизм – трудовые доходы, либерализм – прибавочный продукт (прибыль), фашизм – прямая эксплуатация. Коммунизм – свобода как отсутствие эксплуатации, либерализм – свобода как снятие социальных обременителей, фашизм – свобода как господство свободных над несвободными. Коммунизм – мессианство, мировое братство, либерализм – глобальный рынок, фашизм – мировое господство. Коммунизм – народовластие, либерализм – власть успешных, фашизм – иерархизм (власть членов корпорации). Коммунизм – нравственность («не сила, а правда»), либерализм – мораль, фашизм – воинствующий аморализм (мораль силы). Коммунизм – ответственность за слабого, либерализм – сильный побеждает слабого (побеждает в результате конкурентной борьбы), фашизм – репрессинг слабых (ницшеанское «падающего подтолкни»).
Либерализм оказывается, таким образом, ближе к фашизму, чем коммунизм. Генетической связки между коммунизмом и фашизмом, как это пытаются представить в рамках теории тоталитаризма, не существует. Тогда как связка либерализм – фашизм – реальна, и фиксация ее выводит на понимание механизмов генезиса фашистской идеологии. Экстремизируемый либерализм становится фашизмом. (Рис.11)
Рис. 11. Коммунизм — либерализм — фашизм — ценностные различия
Биологизаторская основа фашизма
История человечества представляет собой часть мегаэволюции жизни. В этом отношении в перспективе сотен тысяч лет эволюция человеческого вида неизбежна. Биологический уровень жизни с момента появления человека дополняется социальным. Человек является социально-биологическим существом, а потому не может быть охарактеризован в качестве вида животного. Социальная компонента жизни в соотношении с биологической исторически возрастала. В социализации, увеличении степени очеловечивания человека и состояло главное проявление прогресса. Над социальным формировался еще более высокий уровень жизни – духовный. В религиозной традиции он соотносился с перспективой обожения человека. Но существовали и силы противодействия этой перспективе. С одной стороны, это было биологическое инерционное сопротивление масс. С другой, сопротивление элит, желавших поддерживать массы в этом биологическом состоянии. В этом и состояла суть фашистского проекта – противопоставление сверхлюдей, предназначенных к господству, и недолюдей, биологических существ, на которых возлагалась функция «антропоморфного скота». Перспективе нравственного человека — коллективного и гуманистического, фашизм противопоставлял, таким образом, сверхчеловека – антигуманиста и расиста (в широком понимании расизма), по сути, являвшегося античеловеком.
Важную методологическую подачу для выхода на фундаментальные объяснения генезиса фашизма дает теория эволюции Б.Ф. Поршнева. Отталкиваясь от марксистской схемы понимания эволюционного процесса, он внес в нее существенные инновации, позволяющие акцентировать внимание на других факторных составляющих мегавременного человеческого развития. В животной среде действовал, согласно классической советской версии эволюции, дарвиновский закон всеобщей борьбы за существование. В человеческом обществе он заменяется постепенно социальными регуляторами. Б.Ф. Поршнев дополнял эту схему указанием, что существовал переходный период, когда возникшие сообщества, солидаризируясь внутри себя, вели борьбу за выживание с другими сообществами. Как правило, они идентифицировали в качестве людей только своих, считая чужих нелюдьми. Понимание универсального единства человеческого вида, в котором нет ни эллинов, ни иудеев было следующим шагом в мегавременной антропологичекой эволюции. Фашизм же являлся отвержением этого шага, контрэволюционной реакцией. Идеология фашизма выстраивалась в первобытной парадигме борьбы между людьми и «нелюдьми».
Психологические основания фашизма
Существует не только идеологическая, но еще и психологическая составляющая генезиса фашизма. Об этой стороне говорится не впервые, но фиксация ее необходима для отражения полноты картины. Фашизм в ряде исследований связывается с комплексом побежденной нации. Поражение в войне, национальное унижение, формируют комплекс неполноценности. Осознание факта – нация проиграла — ломает всю систему национального позиционирования, ввергает в состояние фрустрации. Сублимаций комплекса неполноценности может быть две. Первая – самоликвидация. Если нация неполноценна, то она не должна жить как самостоятельная система, а кооптироваться в ряды более успешных. Это ответ космополитов и чаще всего либералов. Вторая сублимация — взять реванш. Унижение нации преодолевается путем взятия реванша у внешних явных врагов и подавления врагов тайных – внутренних. Это ответ фашизма.
Комплекс неполноценности проявляется, таким образом, либо через либерально-космополитическую – ликвидационную идеологию, либо через фашистскую – реваншистскую идеологию. И актуальность этого фактора сегодня в применение к современной России более чем очевидна. Россия проиграла в «холодной войне», кто был внешний враг – известно, внутренние враги – предатели, пятая колонна – тоже. Вначале сублимацией этого осознания явилось распространение либерально-космополитической идеологии. Затем она все более очевидно стала вытесняться реваншистскими идеологемами. И эта ситуация по опыту постверсальской Германии достаточно узнаваема. (Рис.12)
Рис.12. Психологические основы генезиса фашизма — комплекс побежденной нации
Есть еще один психологический комплекс, объясняющий распространение ряда национальных версий фашизма. Как правило, исторической и обществоведческой литературе большое внимание уделялось германскому фашизму — национал-социализму, итальянскому фашизму – корпоративизму. Но, вероятно из соображений политкорректности, не было уделено должного внимания фашизмам периферийным. А между тем, в них обнаруживается другой сублимационный фактор — комплекс предательства. Предатель, как известно по тому же опыту Великой Отечественной войны, запрограммировано становится полицаем. Комплекс неполноценности, вызванный предательством подавляется особо жесткой и непримиримой борьбой со своими бывшими соплеменниками. Предатель психологически мотивирован на месть в отношении тех, кого он предал. В политической практике это продуцирует политику этноцида. Униаты, бандеровские сепаратисты, сербо-католики, сербо-мусульмане, российские либералы мстили, по сути, тем, кто остался верен прежним идеалам и прежней идентичности. Они-то когда-то исторически от своей идентичности, под влиянием каких-то внешних обстоятельств отказались. Психологическая установка на этноцид, а то и геноцид объясняет распространение фашистской идеологии в межцивилизационных буферных пространствах. (Рис.13)
Рис.13. Комплекс «предателя» как психологический фактор генезиса фашизма
Геноцид
Вопрос о геноциде в контексте проблемы фашизации особенно индикативен. Геноцид является наиболее экстремальным воплощением фашизма. Без фашистской идеологии не может быть и геноцида. До геноцидной практики появляется некая идеологема, указывающая на необходимость или целесообразность истребления «чужих». Наличие такого рода идеологем и есть уже прямой признак формирования фашистской идеологии. И эта констатация принципиальна важна, ввиду достаточно вольного оперирования понятием геноцид в современном политологическом дискурсе. На Украине, например, пытаются доказать факт советского геноцида в отношении украинцев, проявившемся в ситуации «голодомора». Но Советский Союз являлся государством с интернационалистской идеологией, и сама идеологема уничтожения кого-либо по этническому принципу была для него невозможна. Жестокость – безусловно, да, геноцид – категорически нет.
С другой стороны, геноцидную практику осуществляла исторически не только фашистская Германия и Холокост – не единственный прецедент геноцида. Политику геноцида проводили за последние сто лет около 20 государств. Следовательно, во всех этих случаях наличествовала и фашистская идеология. Геноцид – это уничтожение людей по племенному признаку, по факту рождения и принадлежности к определенной этнической группе. Без констатации того, что была некая мотивирующая на геноцид идеология, понять почему проводилось этнически избирательное истребление людей было бы невозможно. Примеры геноцида дает и Европа, и Африка, и Азия, и Америка. Но далеко не все виды фашизма, мотивирующие на геноцид, названы и подвергнуты осуждению. Фиксация многочисленных примеров геноцида свидетельствует со своей стороны, что фашизм не является узко-культурным и конкретно-историческим явлением, а является фундаментальным, адресуемым всему человечеству вызовом. (Рис.14)
Рис.14. Государства, осуществлявшие политику геноцида в последние сто лет
Целевые ориентиры мирового фашистского проекта
О каком уровне проектности процесса фашизации может идти речь? Одно дело проекты фашизма в рамках отдельных культур и эпох, другое – проект глобального переустройства мира. Выдвигаемая гипотеза состоит в том, что глобальный процесс существует. Известно, какую роль оказывали финансовые корпорации Запада во взращивании германского фашизма. Известно также, на чьем содержании находятся современные неофашистские организации. Какая для глобального проектировщика во всем этом логика?
Средние века характеризовались моделью сословной иерархии. Вверху стояла аристократия и Церковь. В позднее средневековье начинает складываться феномен буржуазии. Обладая деньгами, об этом было сказано во всех марксистских учебниках по истории, она не обладала властью. Начинается борьба буржуазии с аристократией Церковью. В итоге иерархическая модель средних веков оказывается низвергнутой. Было объявлено установление новой модели, позиционируемой как демократия. В действительности, ни чего общего с народоловластием она не имела. Реально новая властная элита формировалась за счет тех, кто имел финансовые рычаги влияния и был связан с олигархическими кланами. Формально элитная кооптация была открыта, реально действовал жесткий фильтр.
По сути, иерархическая система была восстановлена. Но только во главе этой иерархии уже стояла не родовая аристократия и клир, а новые бенефициарии, финансовая олигархия. Далее остается лишь закрепить эту власть идеологически и институционально. И эту задачу практически решает фашизм. (Рис.15)
Рис.15. Сущность мировой исторической властной трансформации
Понятия «новое средневековье» и неофеодализм возникли не сегодня. Эссе «Неофеодализм» Джона Гэлбрейта было представлено им еще в 1961 году, а книга Николая Бердяева «Новое средневековье» и вовсе в 1924 году. В действительности неофеодальные тенденции происходящей трансформации прослеживаются с достаточной определенностью. Эти тенденции позволяют ставить вопрос о длительной проектной развертке произошедшей инверсии.
Средневековая система была жестко иерархична. На вершине социальной пирамиды средневекового общества находилась аристократия. В позднее средневековье за вхождение в круг элиты в борьбу с ней вступает буржуазия. Содержание этой борьбы подробно описывалось в марксистской версии истории. Буржуазия обладала деньгами, но не обладала знатностью и, как следствие, властью. В борьбе буржуазии и аристократии иерархичная система средневековья была разрушена. Утверждалась модель с формальной открытостью элитных ниш. Чаще всего по отношению к ней стало использоваться понятие демократия. Но буржуазия стремилась не к демократии, не к упразднению иерархии, как таковой, а к захвату власти. Реально под вывеской демократии действовали преимущественно финансовые факторы элитогенеза. Постепенно стала выстраиваться новая жестко иерархичная система. Отличие ее от средневековой состояла только в том, что на вершине социальной пирамиды оказывалась вместо аристократии и церковных иериархов – финансовая олигархия (мировой бенефицариат). Фашизм в этом отношении мог бы быть прочитан как неофеодализм.
Управляемость процессом фашизации
Сегодня наступление новой фашистской волны – очевидно. Управляемость этим процессом может быть реконструирована посредством проведения исторической аналогии с первой волной фашизации.
В 1929 году мир был поражен небывалым до того времени экономическим кризисом. Резко ухудшилось положение подавляющего большинства населения. Ситуация в Европе была обострена наплывом иммигрантов и беженцев. Миграционные потоки были вызваны распадом прежних традиционных империй – Российской империи, Османской империи и Австро-Венгерской империи. Среди беженцев и переселенцев было, в соответствии с расселением, много евреев. На волне ухудшения социального положения у европейцев разогревается ненависть к чужакам. Из всех ксенофобских течений на первый план выходит антисемитизм. Далее на этой волне приходят к власти фашистские и нацистские партии. Финальным аккордом этой сценарной развертки оказывается мировая война.
Вернемся теперь в современную эпоху. Все сценарные компоненты совпадают. Мощнейший финансово-экономический кризис бьет по большинству европейского населения. Последовавшие вслед за кризисом революции на Ближнем Востоке подталкивает массовое переселение иммигрантов и беженцев в и без того испытывающую материальные трудности Европу. Переселение целевым образом поддерживается США и Великобританией. Серия терактов, связанных с переселенцами с Ближнего Востока, принципиально поднимает градус ксенофобии. Антисемитизм 1930-х замещается в данном случае исламофобией. Происходит рост популярности ультроправых партий, которые теснят партии политического центра, не способные дать ответ на новые вызовы. И вот уже угроза новой большой войны стоит на пороге. Соответствующее место в ней отводится и России. (Рис.16)
Рис.16. Сценарий повторяется
Мир за последние несколько лет существенно сдвинулся в направлении фашизации. Четко идентифицируются три большие идеологические проекта. Они, на первый взгляд, конфронтационны друг к другу. Но все три являются проектами фашистскими. Речь идет о разных идеологических модификациях фашизма, которому либерализм все очевиднее уступает свое место. (Рис.17)
Рис.17. Технология новой фашизации
Первый фашизм – постмодернистский. Идеологически экстремизируясь либерализм трансформировался в неолиберализм. Неолиберальная идеология это уже идеология не столько либеральная, сколько фашистская. Она утверждает жесткую власть меньшинства. И ради власти меньшинства архаическое большинство – «быдло» должно быть подавлено как в национальном, так и в глобальном масштабе. Легализация однополых браков в США явилась принципиальной вехой неолиберальной фашизации. Гомофашизм выходит из-за кулис. «Шарли Эбдо» — секулярный постмодернистский журнал, находящийся на позициях неолиберального экстремизма, стал в 2015 году фактором всеевропейской консолидации. Движение «Я – Шарли» явилось, по сути, демонстрацией поддержки постмодернистского фашизма.
Фашизм либо устанавливает жесткое антропологическое разграничение – апартеид, либо, напротив, принуждает всех быть подобными эталону фашиста. Сделать подобными себе… Если ты не гей, не разговариваешь на английском языке, не имеешь последних моделей айфонов – тебе нет места в выстраиваемой неолибералами модели сверхобщества.
Второй фашизм – религиозно-фундаменталистский. Он в значительной мере вызван к жизни постмодернистским фашизмом и является ответной реакцией на него со стороны традиционного общества. Эта реакция, как видно из последних событий, целевым образом провоцируется. Поток беженцев и мигрантов, направляемых с Ближнего Востока в Европу, делает конфликт фактически неизбежным.
Сегодня религиозно-фундаменталистский фашизм выстраивается, главным образом, вокруг ислама. Но такая связь не исключительна. Возможно формирование фашизма и под любыми другими религиозными вывесками. Но если в центре любой из традиционных религий лежит принцип человеколюбия, то в идеологии фашизма – разграничения на своих и чужих.
В современной модификации религиозно-фундаменталистский фашизм представлен джихадизмом. И силу его нельзя недооценить. Под знамена джихада встают сторонники по всему миру, не только в мусульманских странах и даже не только представители мусульманских народов.
Один из главных парадоксов современного мира состоит в живучести ИГИЛ. Всех усилий мировых держав оказывается недостаточно для его уничтожения. Что, казалось бы, можно было сделать в течение нескольких дней, не совершается. Значит, уничтожение Исламского государства не входит в глобальные планы. И это только подтверждает проектный характер современной мировой фашизации.
Третий фашизм – классический нацистский. Как постомодернистский фашизм программирует реакцию джихадистского фашизма, так тот, в свою очередь, провоцирует ответную реакцию фашизма нацистского. Исламизация Европы и теракты становятся катализатором неонацизма. Он объединяется идеей отстоять Европу от чужаков и возрастающими настроениями мигрантофобии среди населения европейских стран. Но неонацизм конфликтен и в отношении постмодернистского фашизма. Ему ставится в вину подрыв национальных традиций и неспособность, или нежелание противостоять миграционным вызовам. И вот уже националистические и нацистские партии теснят политический центр, завоевывают все больше голосов электората.
Россия все более определенно подверстывается именно под это направление мирового идеологического движения. Симпатизация России сегодня становится своеобразным брендом со стороны ультраправых. Вместе с тем, она оказывается в жестком конфликте по отношению к двум другим мировым идеологическим версиям фашизма. Конфронтация с постмодернистским фашизмом была спровоцирована принятием в 2013 году в Российской Федерации антигейского закона. Закон сам по себе был достаточно мягким, будучи ограничен лишь запретом пропаганды гомосексуализма среди несовершеннолетних. В самой России он фактически ничего не изменил. Но Российская Федерация и Путин стали позиционироваться в мировом информационном пространстве как главные силы мировой гомофобии.
Конфликт с религиозно-фундаменталистским фашизмом существовал и раньше, со времен войн в Афганистане и Чечне. Но в 2015 году он был задан активным включением России в борьбу с ИГИЛ. Россия оказалась, таким образом, за пару лет главным врагом и постмодернистского, и джихадистского фашизма. И это положение объективно подталкивает ее в объятия третьей идеологической силы – фашизма нацистского. Чтобы прогнозировать, что это будет означать для России, не надо быть футурологом:
- во внешней сфере – выдвижение на передний край борьбы с неолиберальными США и джихадистскими силами ислама;
- во внутренней сфере – национальный конфликт и перспектива геополитического распада.
Для характеристики мировой гео-идеологической ситуации наиболее точно подходил бы образ фашистского тупика. Любой вариант идеологического выбора в предлагаемом пространстве глобальных сил оказывается выбором фашистским. Для мира – это означает войну, для России – прекращение геополитического существования.
Выход из фашистского тупика возможен лишь при совершении шага за рамки пространства программируемого выбора. Это означает выдвижение иного глобального идеологического проекта. Данный проект должен оппонировать всем перечисленным версиям фашизма, как сущностно подобным друг другу. Для России артикуляция этого проекта — вопрос цивилизационного и геополитического выживания.
Необходимость ценностной альтернативы
Раскрытие мирового глобализационного проекта приближает, казалось бы, к историческому эпилогу. Существует ли возможность изменения данного тренда? Противостоять системе может только система, противостоять проекту может только проект. Глобализацию как коммуникационное всеединство человечество остановить невозможно, да и этого не следует делать. Сам путь изоляции от глобализируемого мира – бесперспективен.
Другой вопрос – смена глобализационной идеологической парадигмы. Это потенциально возможно. Выдвижение такой парадигмы находится в актуальной повестке человечества.
Нечто подобное исторически уже имело место быть. Условно глобализацией, в рамках существующей эйкумены, можно считать экспансию Римской империи. Самовырождение Рима, как центра и проектировщика глобализационных процессов, обернулось трансляцией пороков и потребительства. Римская глобализация, основанная на идеологии превосходства, исчерпала себя. И тогда возникает в отношении нее некая альтернатива. Это была альтернатива не самоизоляции, которую могло дать племенное язычество, а альтернатива иной идеологически версии глобализации. Христианство (Pax Christiana) являлась для своего времени глобализационным концептом.
Сегодня речь также идет об альтернативе такого порядка. Хотелось бы верить, что артикуляция такой альтернативы будет связана с Россией, с новыми поколениями российских интеллектуалов.
Be the first to comment on "Фашизм как фундаментальный вызов в мегаэволюции человечества"