Геноцид армян и перспективы неовизантийского проекта

«И своды древние Софии,
В возобновленной Византии,
Вновь осенят Христов алтарь.
Пади пред ним, о царь России,
И встань как всеславянский царь!»
Ф. Тютчев

В патриотических кругах большой секулярностью пользуется фраза Александра III «У России есть только два союзника: ее армия и флот». Афоризм настолько яркий, настолько и вредный для такой России. С такой платформой – у России подлинных союзников быть не может – борьбу за умы и сердца в мировом масштабе выиграть нельзя. В ситуации, когда вопреки внешнему экономическому и политическому давлению, ряд стран все равно оказываются верны исторической дружбе с Россией, сказать, что союзников у России нет – стратегически ошибочно и морально сомнительно.

Ровно сто лет назад на территории Османской империи истребляли армян. Армян истребляли как нацию, из-за их пророссийской позиции. Армянский народ стирался с лица земли из-за России. Однако, оказывается, что у России союзников нет.

Феномен «фобий» фиксируется на уровне массового сознания народов с древнейших периодов истории человечества. Этот феномен исследовался в науке, как правило, с точки зрения кризисных патологий восприятия «чужого». Через рассмотрение дихотомии «мы» — «они» реконструировались фобийные установки жизни традиционного общества. Исследовался в этом плане, прежде всего, генезис этнических мифов. Так же есть новости о андроиде.Речь идет о фобиях в социокультурном и шире – цивилизационном проектировании. Такого рода фобии продуцируются как результат столкновения исторических проектов, в хантингтоновской терминологии – конфликта цивилизаций. Когда для реализации одного исторического проекта возникает препятствие в виде другого проекта, то по отношению к этой «помехе» формулируются различного рода дезавуирующие ее маркеры. Главная задача такого дезавуирования – лишить противоположную сторону ее внутренней правды. Развитие фобий этого типа может занимать не одно столетие.

Армянофобия в этом отношении коннотировала с русофобией и без связки с ней не могла быть адекватно объяснена. Уничтожить Россию, российскую цивилизацию у ее врагов не было возможностей. И тогда устраивалось ее символическое уничтожение через уничтожение российских союзников. Убивая армян или сербов враги России в Первой мировой войне подразумевали, что убивают русских. В этом отношении ничего за сто лет принципиально не изменилось.

России пора, наконец, разобраться с ее врагами и союзниками. Исторические враги вряд ли могут вдруг стать ее друзьями. Если вражда исторически воспроизводилась, значит, для этого воспроизводства были некие факторные основания: геополитические, цивилизационные. Армяне были историческими союзниками России, Турция – ее историческим противником. Российская империя воевала с Турцией чаще, чем с любым другим государством. За двести лет существования Российской империи не было ни одного поколения, которое не воевало бы с Турцией.

И вдруг, отношение к историческому врагу оказалось изменено, о прежней вражде забыто. Возник проект прокладки газопровода через территорию Турции – «турецкий поток». Подписан соответствующий меморандум в Анкаре. Вместо «недружественной» православной Украины и «недружественной» православной Болгарии газопровод будет проложен через дружественную Турцию. Оценены ли риски такого шага. История оснований для веры в долгосрочность перспективы альянса России с Турцией не дает. А дает ли современность? По данным опроса Pew Research Center за 2014 год, благоприятно относятся к России только 16 % турецких респондентов, неблагоприятно – 73 процента. Для сравнения в США – главном российском геополитическом антагонисте это соотношение даже более позитивное – 19 % против 72 %. По разности позитивных и негативных ответов, хуже, чем в Турции, отношение к России только в Польше. История, как в польском, так и турецком случае, довлеет над восприятием современности.

Российско-турецкая вражда имела свои геополитические и цивилизационные основания. Геополитически борьба шла за контроль над путями, связывающими Европу и Азию. Цивилизационно – за наследие Восточно-Римской империи.

Конфликт имел трехсторонний характер. Третьей стороной в нем выступал Запад. Различия в позициях европейских государств в «восточном вопросе» отступали на второй план, когда речь шла о противостоянии в нем России. Так было, в частности, во время Крымской войны, и остановкой русского продвижения на Стамбул в 1878 году.

Геополитически Запад не мог допустить российского контроля над проходившими через территорию Турции торговыми артериями. Учитывая, что Россия контролировала северные пути, ее бы позиция в случае победы над Турцией, становилась для Запада угрожающей. В итоге раздела Османской империи этот контроль перешел к Великобритании и Франции.

Цивилизационное измерение конфликта определялось позицией Константинополя как легитимного центра Римской империи. Эта империя мыслилась в качестве мирового царства. С падения Византии обнаружилось три актора, претендующих на легитимизацию наследия Римской империи – Запад, Россия и Османо-турецкое государство. Последнее, хотя и не было связано с традицией христианской историософии, претендовала на это наследие по факту захвата византийских земель. Легитимный наследник мог быть только один. Это определяло цивилизационную непримиримость продолжавшейся веками борьбы.

И в эпицентре этой борьбы оказались армяне. Без вытеснения армян с территории их расселения проекты контроля над торговыми артериями Европа – Азия не могли быть реализованы. Для того, чтобы понять геоэкономические факторы геноцида достаточно было бы обратиться к картам расселения армян в Османской империи. Армянские земли простирались до Средиземного моря, до границ современной Сирии. Армянское расселение создавало, в частности, затруднения для реализации германского проекта великой железной дороги Берлин – Багдад – Басра. Другим для нее препятствием являлось сербское расселение в Европе. И сербы, и армяне подверглись во время Первой мировой войны масштабному истреблению. Случайно ли это совпадение?

В освобождение армянской территории от армян были заинтересованы и англичане. Начиналась борьба за транзит ближневосточной нефти. Великобритания выступала в этой борьбе одним из главных игроков. Будучи номинально союзником Российской империи, она оставалась ее геополитическим врагом и делала все возможное, чтобы в послевоенной системе та не была бы допущена в регион Ближнего Востока. Проникновение России в Ближний Восток осуществлялось бы при создании союзнического ей армянского государства, в границах традиционного армянского расселения. Западу, разным его геополитическим акторам, был, таким образом, выгоден геноцид армян, как способ ослабления геополитических потенциалов России. Как и сегодня, в провоцировании конфликта использовалась курдская карта. Известно, что наряду с турками, особую роль в злодеяниях сыграли также курды.

Геноцид не был единомоментным актом. Геноцидная практика продолжалась до 1923 года. Известны факты медицинских экспериментов над армянами. Ведущие державы мира, способные, особенно после окончания Первой мировой войны, предотвратить злодеяния предпочли самоустраниться. Добиваться факта признания геноцида армянам пришлось очень долго. Первым его официально признал Уругвай. И было это в 1965 году, уже после того как состоялось мировое признание происходящих хронологически позже антиармянских погромов, преступлений «Холокоста».

Армяне Османской империи оказались в фокусе конфликта и в силу цивилизационных обстоятельств. И эти обстоятельства определялись наследием Восточно-Римской империи. Уже говорилось выше о том, что и для Запада, и для Османской империи сам факт существования Византийской цивилизации наносил удар по принятой версии исторической легитимности. Исторически выработался «византийский комплекс», переносимый в виде проявляемых фобий на легитимных цивилизационных преемников Византии. Россия, напротив, выводила идеологически свое преемство от Восточно-Римской империи. Армяне же в Византии оказывались одним из осевых, государствообразующих народов. Арабские средневековые источники определяли Византию в качестве Армянского государства. Многие современные исследователи характеризуют византийскую цивилизационную общность как греко-армянскую. Армянами было несколько десятков императоров Восточно-Римской империи. При властвовании армянской Македонской династии (Македонская – по феме, управляемой основателем династии), состоялось крещение Руси. Армянкой была, в частности, царевна Анна, ставшая супругой Владимира Крестителя. Внуком императора армянина Константина IX являлся другой прославленный русский князь Владимир Мономах, от которого он и получил свое прозвище. Армяне дали Византийской империи также плеяду знаменитых полководцев, ученых. Широко представлены были армяне и в череде константинопольских патриархов. В основном все это были армяне – халкидониты (признающие решения Халкидонского собора 451года). Если говорить в более поздних идентификационных категориях, то речь идет об армянской православной общности Византии, формирующей в значительной мере византийскую политическую и духовную элиту. Существовала в Византии и общность армян-монофизитов, развивавшаяся как региональное, но не общеимперское объединение. Первая армянская общность была акцентирована на реализации глобального, цивилизационного проекта, вторая – национального. С падением Византии армянская осевая для империи православная общность фактически прекратила существование (оказалась ассимилирована), монофизитская, в виду сохраненной культурной самобытности, была сохранена.

Фиксация осевого значения для Восточно-Римской империи значения армянского фактора выводит на понимание цивилизационной миссии армян как носителей идеи Византийской цивилизации. Существует армянский национальный проект, оперирующий пространством Великой Армении. Но есть и цивилизационный проект, связанный с воссозданием великой Византийской цивилизации. Первый проект имеет меньший масштаб, но он и менее достижим, ввиду отсутствия других геополитических интересантов, готовых бы поддержать армян в его реализацию. Но вот неовизантийский проект может стать действительным объединяющим фактором для многих. На настоящее время страны, входящие когда-то в ойкумену Византийской цивилизации оказались на периферии новой западноцентричной мир-системы. Им отведено место стран второго и третьего сорта. Кто-то был допущен в Европу на правах второсортности, кому-то и в этом праве отказано. Создание собственной системы стало бы для поствизантийских стран реальной альтернативой западноцентризму. Для православных стран и православных автокефальных церквей неовизантийский проект – единственный реальный путь объединения. Речь при этом не должна идти о религиозной тоталитарности. Мусульмане заинтересованы в неовизантийском объединении не менее православных христиан. Этот проект был бы для них реальным выходом из экстремальной дихотомии – секулярное западничество – халифат по лекалам ИГИЛ. Армяне, проживающие компактными общностями фактически в каждой из стран региона, могли бы стать движущей силой нового проекта.

И наконец, Россия… России необходимо артикулировать проект альтернативного мироустройства. Попытки организации антироссийской блокады направлены, как раз, на то, чтобы лишить ее этой перспективы. Неовизантийский проект открывает перед Россией ряд возможностей.
Во-первых, во внутреннем преломлении акцентируется тема российской цивилизационной идентичности, связанной с православным выбором равноапостольного Владимира.

Во-вторых, выдвигается российская альтернатива заподноцентричному мироустройству, не имеющее, вместе с тем, исключительно русской маркировки, что могло бы оттолкнуть другие страны и народы.

В-третьих, осуществляется развертка геополитической игры в ключевом регионе геоэкономических потоков (Европа – Азия – Африка).

В-четвертых, через апелляцию к поствизантийской общности снимается конфликт православных стран России с Украиной и Грузией.

В-пятых, появляются дополнительные возможности обеспечения переориентации балканских стран от ЕС на Россию, выступающую объединяющим актором поствизантийского пространства.

В-шестых, создается реальная сила противодействия экспансии радикальных течений в идеологии неохалифата, которая рано или поздно, при отсутствии должного противодействия, обрушится и на Россию.

В-седьмых, через выдвижение маркера неовизантийской общности гасится острота ряда перманентных конфликтов регионе, в которые вовлечены партнеры России.

В-восьмых, через соединение неовизантийского и евразийского проектов снижаются для России издержки последнего, связанного с возрастанием зависимости от Китая.

Неовизантийский проект должен быть позиционирован, прежде всего, как проект геокультурный и геоэкономический. Надо ожидать попыток представить его противниками в качестве новой версии русского империализма. Но потребность в движении от раскола поствизантийской ойкумены к ее интеграции в условиях современных кризисов, военной эскалации и западного доминирования ощущается как никогда остро.