Об историко-культурном стандарте Минобрнауки

Анализ проекта историко-культурного стандарта: что будет представлять собой единый школьный учебник истории

На сайте Министерства образования и науки представлен проект историко-культурного стандарта, на основании которого будет разработан единый школьный учебник истории. Анализ стандарта позволяет сделать прогноз об облике будущего учебника.

Представленный документ включает четыре части: пояснительную записку к стандарту в целом, пояснительные записки к разделам, перечень дидактических единиц по разделам и примерный перечень «трудных вопросов истории». Указанные части слабо связаны друг с другом. Создается впечатление, что участники рабочей группы по разработке стандарта писали каждый свою часть автономно, без координации и наличия единого замысла, без общей сводящей редакции.

В пояснительной записке к стандарту в целом указывается, что он должен основываться на культурно-антропологическом подходе, быть акцентирован на вопросах духовной жизни и этнокультурном компоненте, излагать историю российской культуры как «непрерывного процесса обретения национальной идентичности». Однако, в пояснительных записках к разделам ничего подобного нет. Подход в пояснительных записках к разделам иной. Он четко укладывается в логику либеральной парадигмы, представляющий исторический тренд как освобождение общества от принуждения со стороны государства.

Дидактические единицы – собственно тот материал, который будут изучать учащиеся, не претерпел почти никаких изменений по сравнению с прежними примерными программами. С пояснительными записками к разделам дидактические единицы никак не соотносятся. Практически единственной новацией в них стало появление подраздела «повседневная жизнь», помещаемого в самом конце каждого из разделов.

Многие из достаточно общепризнанных «трудных вопросов истории» не представлены в перечне дидактических компонент и учащимся, по-видимому, придется отвечать на них самостоятельно. Таким образом, задача создания единого, внутренне непротиворечивого учебника истории не решается уже на уровне стандарта.

Пояснительная записка к стандарту

Главная проблема, возникающая при формировании единого учебника истории, заключается в необходимости выбора основной (или сквозной) концепции исторического процесса. Деконцептуализация – это реальная проблема, одна из затрудняющих указанный подход тенденций в современной исторической науке. Между тем, необходима такая концепция, которая бы обосновывала историческое единство России, специфичность ее системы жизнеустройства, задавала бы мировоззренческо-ценностную матрицу ее цивилизационного бытия. С такими задачами стандарт явно не справляется. Более того – они не стоят в его повестке.

Ничего не говорится о специфичности российского исторического опыта. Категория «цивилизация» вообще не присутствует на страницах стандарта. Этот факт указывает на то, что особой цивилизацией Россия не признается и в категориальном поле цивилизационного подхода разработчики стандарта не работают. Зато подчеркивается, что «ключевым звеном концепции должно стать понимание прошлого России как неотъемлемой части мирового исторического процесса».

Ведущие российские историки прошлого, разработчики курсов отечественной истории, такие как, например, В.О. Ключевский, начинали изложение с характеристики специфического месторазвития России. Природная среда, внешнее иноцивилизационное окружение являлись теми вызовами, отвечая на которые формировалась модель российского жизнеустройства. В представленном стандарте все эти вопросы проигнорированы. О природно-климатической среде – ничего нет. О иноцивилизационной среде, в т.ч. о перманентном вызове агрессии Запада, что А. Дж. Тойнби считал важнейшим катализатором развития российской цивилизации – ничего нет.

В стандарте многократно подчеркивается многонациональный и поликонфессиональный состав российского государства. Указывается на необходимость акцентировки на этнокультурном компоненте, представленном через историю российских регионов. «Авторы, — заявляется в преамбуле стандарта, — исходят из того, что российская история – это история всех территорий, стран и народов, которые входили в состав нашего государства в соответствующие эпохи». Безусловно, о многонациональности российской государственности говорить необходимо. Но излагаемый в стандарте подход – это, по сути, мультикультурализм. Концепт множественности региональных культур, без представления о русском ядре, вокруг которого происходило их объединение в рамках единого государственного и цивилизационного пространства, на деле отрицает естественную природу единства российской государственности.

Школьникам представленный стандарт предлагает сосредоточиться на истории «повседневности». Слово «повседневный» 22 раза упомянуто в перечне дидактических единиц. Конечно, тому, как жил человек в соответствующую историческую эпоху должно быть отведено определенное внимание. Такое внимание, кстати, уделялось и в советских учебниках. Но вызов состоит в другом. Сама концепция микроистории была выдвинута в свое время как оппонирование марксистскому мегавременному процессному подходу. Сегодня применительно к задаче создания школьного учебника существует потребность именно в модели мегаистории, осмысливающей Российское прошлое в ее целостности. История же повседневности направлена принципиально на иное. Она разобщает, атомизирует исторический процесс. Драмы государств, народов, цивилизаций заменяются в ней драмой отдельно взятого человека. Существует реальная угроза, что переакцентирование истории повседневности размоет формирование концептуального представления об историческом опыте России.

История России это, прежде всего, история государства российского. Это понимание установилось еще со времен Н.М. Карамзина. Государство всегда было в специфических российских условиях главным актором исторического развития. Общественные институты создавались в России главным образом усилием государства. В этом отношении российская историческая модель принципиально отличается от западной. На Западе еще со средних веков установилась субъект-субъектная модель отношений государства и общества. Соответствующим образом излагается и история западной цивилизации. В России государство и общество всегда были субъектно неразрывны, не противопоставлены друг другу. Это ключевое различие российской и западной модели разработчиками стандарта совершенно игнорируется. История России излагается по западноевропейским схемам, неверным для российского случая. Стандарт подчеркивает необходимость смещения акцентов с изучения государства на изучение строительства гражданского общества. Отделение общества от государства приводит на практике к противопоставлению государственного и общественного интересов и, как следствие, к деформированной интерпретации отдельных периодов российской истории.

Из воспитательных ориентиров в пояснительной записке больше всего говорится о толерантности и это тоже западноцентричный перенос. Правилен ли и единственный ли этот ориентир? Развивая терпимое отношение к другим можно минимизировать конфликты. Но построить единую общность нельзя. Поэтому одной толерантности для этого не достаточно. Нужны братские отношения. Неизбежна модель «мы-они». А это уже принципиально иной ориентир. Кроме того, есть явления, к которым граждане страны должны быть принципиально нетерпимыми.

Пояснительные записки к разделам

Поражает системность отсутствия в пояснительных записках смыслообразующих событий российской истории. Исключенным из рассмотрения оказалось все, что связано с внешними угрозами, агрессией Запада. Еще С.М. Соловьев указывал, что история России была историей непрекращающихся войн. В пояснительных записках к разделам, за исключением Великой Отечественной, не представлено ни одной войны. Нет ничего об отражении агрессии крестоносцев Александром Невским, о польско-шведской интервенции периода Смутного времени, о петровской победе над шведами в Северной войне, об Отечественной войне 1812 года, о «Холодной войне»… Случайным такое игнорирование всех исторических конфликтов с Западом быть не могло. Если это не случайно, то возникает вопрос – зачем? Нетрудно предположить, что это связано с попыткой ретуширования исторического цивилизационного антагонизма Россия – Запад. А если антагонизма не было, то тогда можно утверждать о единстве России с Европой, о ее праве на включение в общеевропейский дом. Значит, авторы стандарта на самом деле свой идеологический выбор сделали вполне осознанно. Но иллюзия о бесконфликтности и моновекторности отношений с Западом может дорого обойтись для будущих поколений россиян, для современной политики евроазиатского строительства.

В действительности вызов агрессии со стороны Запада является важнейшим фактором истории России. Именно он определял в первую очередь мобилизационный тип российской государственности. При игнорировании фактора внешней угрозы мобилизационный тип представляется в стандарте как проявление исторического запаздывания и отставания (отсталости) России. Соответственно, направленность исторического процесса (тренд истории) связывается разработчиками с разгосударствлением. Либеральные реформы оцениваются положительно (при известной оговорке об ошибочности только лишь радикальности реформирования), тогда как этатистская политика – характеризуется негативно.

Тенденциозность описаний в стандарте проявляется во многих деталях. Так, в пояснительной записке к разделу «От Древней Руси к Великому княжеству Московскому» выражение «варяжское», относимое к династии Рюриковичей, отождествляется со «скандинавским». Но, как известно, происхождение правящей династии на Руси – предмет длительных научных споров. Скандинавское происхождение – одна из существующих в историографии версий. Почему выбрана именно она? Одно время вопрос о происхождении первых русских князей увязывался с выбором между патриотической и западнической идеологическими платформами. Представители патриотической группы противопоставляли скандинавской версии точку зрения о славянском происхождении династии. Сегодня такой жесткости в дискуссии, конечно, не существует. Но применительно к учебнику речь идет о тенденции выбора разработчиками стандарта тех интерпретаций, которые традиционно относятся к либерально-западническим направлениям общественной мысли.

Наиболее отчетливо либеральная платформа стандарта обнаруживается в оценках советского периода истории. Разработчики признают наличие определенных достижений, стараются быть риторически корректными. Но общая позиция сводится к тому, что советская система была нежизнеспособна, и СССР исторически обречен. Показателен в этом отношении следующий фрагмент стандарта, помещенный в преамбуле раздела VI «Апогей и кризис советской системы»: «Мобилизационная модель экономики, созданная в СССР в 1930-е гг., оказалась эффективной лишь в экстремальных условиях форсированной модернизации, войны и во время восстановления разрушенного хозяйства. Однако в длительной перспективе мирного развития она явно проигрывала соревнование с Западом. В условиях научно-технической революции, ставшей частью процесса перехода от индустриального к постиндустриальному обществу, выявилось отставание СССР, прежде всего, в области инновационных технологий. Запаздывание с реформированием планово-директивной экономики и неспособность политической элиты перестраиваться в соответствии с вызовами времени в конечном счете оказались роковыми для советской системы».

То, что Советский Союз будто бы проигрывал соревнование с Западом (тем более не в сфере комфортности жизни, а в динамике научно-технического прогресса) противоречит любой статистике. Темпы развития СССР были выше, отставание год от года сокращалась. По ряду параметров развитости Советский Союз вышел на первое место в мире. Причины краха СССР следует искать не в его неспособности к развитию, а в принятых руководством страны политических решениях.

Перечень дидактических единиц по разделам

Перечень дидактических единиц по разделам предельно фактографичен. Причинно-следственные развертки, что, казалось, должно быть главным при решении познавательных задач истории, в дидактической части стандарта фактически не представлены. Большинство блоков «с места в карьер» начинаются с некой историко-событийной информации, без указания на предпосылки изучаемых явлений, без связи соответствующих периодов с предыдущими. Точно так же, без каких-либо выводов и проекции на последующий ход исторического развития, блоки и заканчиваются. По большинству разделов заканчивать раздел предлагается нарративом по тематике «повседневная жизнь».

Тем не менее, определенные формулировки и здесь обнаруживают либерально-западнический ценностный выбор стандарта. Возьмем для примера раздел IV «Российская империя в XIX – начале XX вв.»:

«Проблема соотношения «русских» и европейских начал» (слово русских взято разработчиками в кавычки, европейских – нет);

«полицейское охранительство» (введение прилагательного полицейское дает соответствующую характеристику и консервативной модели Николая I);

«Прогрессивное чиновничество: у истоков либерального реформаторства» (прогрессивным оказывается в такой формулировке именно чиновничество либеральной группировки, соответственно, по этой логике чиновники-державники были ретроградами);

«Либерально-консервативная политика и опыт Запада» (соединение в рамках одной дидактической единицы реформ Александра II и опыта Запада явно указывает на западный тренд, как единственно правильный ориентир развития);

«Формирование генерации просвещенных людей: от свободы для немногих к свободе для всех» (звучит как либеральный лозунг, тогда как в реальности выработанные в элитаристской среде проекты далеко не все соотносились с заявленной формулой);

«Реакция» и консерватизм: попытки размежевания» (слово попытки указывает, что размежевания не получилось, а соответственно, русский консерватизм был идеологией реакции);

«Русские» в имперском сознании» (слово русские опять берется в стандарте в кавычки).

По советскому периоду истории подобранный ряд дидактических единиц дает в своей совокупности крайне негативный образ СССР. От историка зависит на светлых ли или темных страницах прошлого делается акцент. На какой стороне прошлого акцентирован представленный стандарт можно понять по следующему перечню его дидактических составляющих раздела V «Формирование и эволюция советской системы.

Великая Отечественная война 1941-1945 гг.»: Люмпенизация пролетариата. Кустарно-отходные промыслы как средство выживания. Голод, «чёрный рынок» и спекуляции. «Деклассирование» пролетариата. Разгул преступности. Падение дисциплины на производстве. Разрушение традиционной морали. Раскулачивание. Сопротивление крестьян. Голод в СССР в 1932-1933 годах и его современные интерпретации. Научные «шарашки». Органы госбезопасности и их роль в поддержании сталинской диктатуры. Роль принудительного труда в осуществлении индустриализации. ГУЛАГ как символ сталинизма. Барачная повседневность. Пакт о ненападении между СССР и Германией (Риббентропа-Молотова) и великодержавные амбиции Сталина. Деятельность СМЕРШ («Смерть шпионам и диверсантам»). ГУЛАГ в годы войны и т.п.

Почему, возникает вопрос, символом сталинизма разработчики определили именно ГУЛАГ, а не, наример, Парад Победы на Красной площади? Зачем потребовалось включение историографического компонента – «современные интерпретации», отсутствующего в других полемических сюжетах истории, именно в дидактическую единицу о голоде 1932-1933 гг. Современная интерпретация – это, прежде всего, концепт о «голодоморе», как геноциде украинского народа. Этот концепт, как известно, был поддержан в ряде западных государств. Его распространение имело откровенно антироссийский характер и определялось идеологическими, а не научными мотивами. Неужели разработчики стандарта собираются включать в историографическую полемику о геноциде российских школьников? Зачем нужно акцентировать внимание учащихся на деятельности СМЕРШ? И это при том, что в блоке по Великой Отечественной войне нет ни одной дидактической единицы о героизме советских солдат. Слово героизм вообще отсутствует не только в перечне дидактических единиц по Великой Отечественной войне, но и по всем другим войнам, в которых участвовала Россия.

Возникают вопросы и к содержанию заключительного раздела будущего единого учебника истории «Распад СССР и становление новой России (1985-2012 гг.)». Само понятие «Новая Россия» содержит в себе смысл разрыва с Россией исторической. На формирование преемственной модели изложения истории такое заглавие явно не ориентирует. Вместо распада СССР в стандарте используется формулировка «распада советской системы». В очередной раз смещаются, таким образом, акценты: речь идет не геополитической катастрофе, а о демонтаже нежизнеспособной, согласно авторской интерпретации, системы.

Несмотря на то, что в заглавии раздела заявлено намерение довести изложение истории до 2012 года, оно доводится реально только до 2000-го. Нет ни одной дидактической единицы, относящейся к путинскому периоду. Это выглядит достаточно странно. Получается, что «Новая Россия» — это та модель, которая сложилась при Б.Н. Ельцине. Произошедший в 2000-е путинский поворот оказывается незамеченным.

Примерный перечень «трудных вопросов истории»

Всего стандарт номинирует 31 «трудный вопрос». Но даже в этом небольшом перечне проявляются либерально-западнические ориентиры стандарта. Как известно, формулировка вопроса может сама по себе программировать принятие определенной позиции. Вопросительное предложение наряду с собственно вопросом несет и определенную утвердительную информацию. Так, «трудный вопрос» № 3 формулируется стандартом следующим образом: «Исторический выбор Александра Невского в пользу подчинения русских земель Золотой Орде». Такая формулировка искажает характер деятельности одного из главных исторических героев России. Никакого выбора в пользу подчинения Орде князь не делал. Русские земли были завоеваны Батыем вне зависимости от Александра. Другое дело, что Александр видел более значимую угрозу в агрессии с Запада, чем с Востока. Но тогда и «трудный вопрос» должен был быть задан совершенно иначе. Например, почему Александр Невский не пошел на объединение с Западом против татар, как это сделал Даниил Галицкий.

«Трудный вопрос истории» № 8 дан в следующей формулировке: «Фундаментальные особенности социального и политического строя России (крепостное право, самодержавие) в сравнении с государствами Западной Европы». Крепостное право и самодержавие подается, таким образом, не просто как характеристика определенного исторического времени, а как его фундаментальные особенности. Слово фундаментальные предполагает, что все прочее в цивилизационном бытии России производно от указанных институтов. Авторы разработки могли бы, например, указать на общинность, на особое значение идейно-духовного фактора. Но указано было именно на крепостное право и самодержавие, подчеркивающие имманентный недемократизм России.

Что будет представлять собой единый учебник истории России, написанный на основе представленного стандарта, вполне очевидно. Такой ли учебник мыслился президенту, когда он выступал с соответствующей инициативой? Изменить стандарт на основе отдельных поправок не представляется возможным. Нужна принципиально иная концептуальная модель, нужен принципиально иной стандарт, нужны, во всей видимости, и иные авторы.

Багдасарян В.Э. д.и.н., профессор, С.С.Сулакшин д.ф.-м.н., д.полит.н., профессор