Россия и западный проект

Классик цивилизационного анализа А. Д. Тойнби при рассмотрении дихотомии Россия-Запад приписывал роль агрессора именно западной цивилизации. «Хроники вековой борьбы между двумя ветвями христианства, — писал британский историк, — пожалуй, действительно отражают, что русские оказывались жертвами агрессии, а люди Запада – агрессорами значительно чаще, чем наоборот. Русские навлекли на себя враждебное отношение Запада из-за своей упрямой приверженности чуждой цивилизации…». Не случайно святой преподобный князь Александр Невский, оценивая масштабов угроз, идущих от Запада и Востока, считал, безусловно, более опасной для Руси экспансию крестоносцев. Нанесшая существенный демографический урон татарская агрессия не затрагивала цивилизационных основ бытия русского народа. Православная Церковь даже получила от золотоордынских ханов некоторые преференции. Другое дело – экспансия Запада. Оказавшись под крестоносцами Русь, как специфический цивилизационный организм, скорее всего, перестала бы существовать.

Исторические воплощения концепта мировой империи

Имеются все основания утверждать о проектном характере глобализационного экспансионизма Запада. Наличие этого проекта прослеживается через историческую преемственность реализуемых стратагем глобальной экспансии. Основу ее составляет периодически модифицируемый, но константный в своей основе концепт строительства мировой империи.

Как мировая империя идеологически позиционировалась римская государственность. Военный экспансионизм языческого Рима определяла идеологема мирового господства – «дойти до предела земель». Римская идея глобального имперостроительства стала парадигмальной для западной цивилизации. Одним из раннехристианских проектов политической глобализации явилось, в частности, сочинение «О Граде Божьем» Августина. Выдвигался концепт глобальной новоримской христианской империи. Расхождения возникли лишь по вопросу о главенстве в ней, приведя к столкновению партий гвельфов (сторонников папского теократического имперостроительства) и гибеллинов (адептов светского, связываемого с фигурой императора имперостроительства).

Ведущим мотивом средневековой историософии являлись, как известно, пророчества Даниила о последовательной смене пяти мировых империй. Сообразно с ней, теория о перемещенном Риме апробировалась не только на Руси. Еще задолго до возникновения русского государства монах Адсо использовал это учение в качестве идеологического обоснования возрождения Римской империи Карлом Великим. Принятие Карлом императорского титула подразумевала прямой экспансионистский вызов в отношении Византии. Государство, традиционно именуемое как Византия, в действительности называлась Римской империей. Именно это название пытались и пытаются всячески завуалировать адепты западноценризма. Римская империя, согласно христианской историософии, будет мировым царством, последним в истории, непосредственно предшествующим установлению Царствия Божия. Запад ревновал к «империи Ромеев», сам примеряя на себя облачение мировой державы. Название Византия имеет западноевропейское происхождение. Оно, как известно, производно от Византия – греческого провинциального города, переименованного по воле императора Константина в Константинополь. Распространение на всю империю данного обозначения должно было очевидно подчеркнуть его провинциализм, периферийность. Русские, для сравнения (почувствуйте разницу) именовали имперскую столицу не Византием, и даже не Константинополем, а Царьградом.

Исторически некорректным является также использование маркера Восточно-Римская империя. Мировая империя не может быть ни восточной, ни западной, она существует в единственном числе. Именно Римской империей, без каких-либо географических локализаций, именовалась держава константинопольских басилевсов. Наряду с прочими землями в состав империи входила и Италия. Ветхий Рим статусно подчинялся новому Риму-Константинополю. Вне имперских границ в Западной Европе находилась зона расселения германских варваров. Включение их в византийский культурный ареал порождало политические амбиции. Эти амбиции были воплощены в акте учреждения собственной Римской империи. Мы, провозглашали германцы, а вовсе не греки, есть истинные восприемники падшего Рима. Из этой претензии и продуцировалось абсурдное для христианское миропонимания утверждение об одновременном существовании двух римских империй – восточной и западной. Одна должна была быть признана в итоге нелегитимной.

Разрушение Константинополя крестоносцами в 1204 г. являлось финальным аккордом произведенной Западом политической узурпации. Священная Римская империя германской нации (ее священность, римскость и имперскость традиционно вызывали большие сомнения) просуществовала, как известно, до начала XIX в. и была упразднена лишь Наполеоном I. Однако на этом история великой узурпации не завершилась. Последующая глобализационная экспансия Запада реализовывала, по сути, прежнюю парадигму построения мировой Римской империи. Наиболее близко к своему планетарному практическому воплощению идея Священной римской империи приобрела в XVI веке в период правления Карла V.

В дальнейшем в постреформационные времена идея мировой империи Запада реализовывалась уже через секулярную парадигму. Произошло своеобразное цикличное возвращение к идеологии древнеримского нерелигиозного экспансионизма. Исторически было предложено две версии мирового имперостроительства. В одном случае субъектом экспансионного глобализма выступала континентальная Европа, в другом – атлантистский (англо-саксонский) мир. Европейско-континенталистская версия оказалась исторически прерывна. В практике экспансии она была представлена вспышками военной агрессии периодов Наполеона и Гитлера. Провозглашая себя императором, Наполеон выдвигал новый модернизированный просветительской идеологией проект европоцентристской мировой империи. Впоследствии Наполеон III частично реанимировал данную идею в рамках концепта мировой Латинской империи (отсюда происхождение современного культурно-географического понятия), сочетающего ценности секулярного и прежнего христианского имперостроительства. Фашизм же, казалось бы, окончательно сорвал маску с западного экспансионизма, указав, что цель его сводится к тривиальной формуле мирового господства. Отсюда – стремление Запада всячески дистанцироваться от гитлеровского проекта, обосновать его генетическую чужеродность. Вторая версия воплощения проекта мировой империи стратегически в новое время никогда не прерывалась, будучи представлена единой и последовательной политической линией вначале Лондона, а затем Вашингтона. Мировая Британская империя, а вовсе не Россия, как считают многие, являлась в период своего могущества крупнейшим государством планеты. Соединенные Штаты Америки фактически унаследовали ее геополитические функции, стиль политики, имперские амбиции. Показательно, что распад Британской империи точно совпал с выдвижением на авансцену мировой геополитики США. Мнения о том, что де факто Британская империя в новой модифицированной конфигурации по-прежнему существует придерживаются сегодня многие мыслители, такие, как, например, Линдон Ларуш.

Всякий раз западный проект сталкивался при своей практической реализации с непреодолимыми препятствиями. Этим препятствием устойчиво оказывалась Россия и ее исторические предшественники. (Так, римская экспансия фактически провалилась при выходе в зону протославянской эйкумены. Начавшееся в степях Евразии переселение народов уничтожило западно-римскую государственность. На Востоке же сложился иной тип империи, представлявший собой идейную альтернативу традиционному римскому империализму.

В дальнейшем именно Византия являлась в течение многих столетий главным сдерживателем латинского экспансионизма. Россия, как прямой восприемник Византии (восприемник, прежде всего, в отношении византийского православия), самим фактом своего существования служит указанием западному миру на произведенную им узурпацию, на нелигитимность западнической неоимперской экспансии. Само русское средневековое государство сыграло исторически решающую роль в отражении католической экспансии на Восток. От Александра Невского до Дмитрия Пожарского борьба с латинством, представляемым различными геополитическими субъектами, являлась основным вызовом русской национальной истории. Русская колонизация Сибири и Дальнего Востока явилась своеобразной альтернативой начала мировых колониальных захватов со стороны европейцев. Нет нужды в доказательстве определяющей роли России в расстройстве близких, казалось бы, к реализации проектов мирового господства в 1812 и 1941 гг. Даже проигранная формально Крымская война имело колоссальное значение в обеспечение провала глобальных экспансионистских планов Наполеона III. Безусловно, Российская империя могла воевать и с Германией и с Японией, но главным ее геополитическим противником, несмотря на конфигурации различных коалиций, признается Великобритания. Фактор России не дал фактически состояться мировой британской гегемонии. В дальнейшем в период «холодной войны» ту же роль сдерживателя западной экспансионизма, на этот раз американского взял на себя СССР. В этом отношении распад Советского Союза и слабость постсоветской России сделали мир беззащитным.

Россия как главное препятствие экспансионной глобализации

Итак, Россия исторически являлась главным препятствием на пути мировой глобализационной экспансии. Именно в ее способности удержания мира от западной универсализации, заключаются возникающие антагонизационные противоречия с Западом. «Европе, — писал в свое время И.А. Ильин, — не нужна правда о России, ей нужна удобная о ней неправда. Европейцам нужна дурная Россия: варварская, чтобы «цивилизовать ее по-своему»; угрожающая своими размерами, чтобы ее можно было расчленить; реакционная – чтобы оправдать для нее революцию и требовать для нее республики; религиозно — разлагающаяся – чтобы вломиться в нее с пропагандой реформации или католицизма; хозяйственно-несостоятельная – чтобы претендовать на ее сырье или, по крайней мере, на выгодные торговые договоры и концессии». Все сказанное русским философом об отношении к России Европы может быть применено и к Западу в целом.

Чем же утратившая, казалось бы, статус сверхдержавы современная Россия мешает сегодня адептам экспансионного глобализма? Попытаемся установить эти препятствия по максимально широкому спектру параметров цивилизационного существования.

Экономический аспект

Российская мир-экономика в силу имеющейся ресурсной базы и сохраняющихся с советского времени инфраструктур представляет собой потенциально самодостаточную систему. Россия – единственная страна мира, принципиально способная сегодня к автаркийному существованию. Международная изоляция, судя по опыту первых послереволюционных десятилетий, сама по себе не является действенным средством борьбы против России. Напротив, крупнейшие за ее историю экономические прорывы происходили при оптимимизации степени открытости. Россия, таким образом, способна экономически оставаться вне рамок системы «нового мирового порядка». Соответственно с этой возможностью она может стать альтернативным полюсом мировой экономики.

Социальный аспект

России единственной исторически удалось соединить коллективистскую ценностную парадигму с парадигмой модерна. Принципы построения общины экстраполировались в ней на организацию всего социума. Посредством российского социального эксперимента дезавуировался тезис об универсальности западного пути индивидуализации общественного бытия. Россия исторически декларировала противоестественность системы капиталистической эксплуатации человека человеком. Имея перед собой вызов российской утопии, Запад был вынужден реализовывать у себя программу построения социального государства. При этом отдельные вершины утверждаемого в России социального эксперимента оказались для Запада недостижимы. Отсюда установка западного проекта на снятие российской претензии к несовершенству социальности Запада.

Политический аспект

Российский опыт построения государственности опровергает глобалистское утверждение об универсализме модели либеральной демократии. Речь, причем, идет не о возможности построения иной политической системы. Примеры такого построения не ограничиваются российским историческим опытом. Дело в другом. Россия доказала модернизационную эффективность государства, организованного на отличной от западной политической модели функциональной основе. Российская государственность, в силу объективных причин, выстраивалась не снизу как на Западе, а сверху. Не общество учреждало в ней государственную власть, а государственная власть организовывала общественные институты. Проекция, идущая сверху, позволяла установить мост между государством и сферами высшего идеального начала, одухотворяя всю государственность. Система, выстраиваемая снизу, являясь сугубо материальным феноменом, такого рода связи была лишена. Отсюда патологическое неприятие на Западе «российской автократии». Отсюда определение «русского царя» как главного сдерживателя мирового прогресса. Отсюда же появление русофобских по содержанию либеральных клише в отношении современного государственного режима России.

Национальный аспект

Россия создала исторически уникальный тип национально-интегративной государственности. Русский колониализм, в отличие от западного, имел в большей степени коммуникационный, нежели экспансионный характер. Принципиально отвергалась положенная в основу экспансии Запада практика колониального этноцида. Россия продемонстрировала потенциальную возможность сочетания многоцветия этнических идентичностей и политического единства. Русский путь политэтничной консолидации дезавуирует формат космополитической рецептуры современной глобализации. Положенному в основу западной модели национального государства принципу моноэтнизма гражданской нации Россия противопоставляла альтерглобалистскую симфоническую систему. Вокруг системообразующего ядра государствообразующего народа выстраивалось многообразие земель и этносов. Россия самим фактом своего существования опровергала тезис о предопределенности тренда унификации национальных культур. Западный проект подразумевает, с одной стороны, дезинтеграцию под лозунгом права наций на самоопределение геополитически значимых центров силы. Доведя суверенизацию до стадии атемизированного расщепления, с другой, инициируется процесс космополитического унифицированного всечеловечества. Опыт интегративного полиэтнизма выступает, таким образом, прямым препятствием указанного проектного воплощения.

Религиозный аспект

Еще более диссонирует с западной практикой монистического миростроительства российский опыт интегративного религиозного сосуществования. Россия – единственная страна, в которой на уровне этноидентификаторов представлены все три мировые религии – христианство, ислам, буддизм. Представление о конфликтогенной парадигме религиозного диалога с позиций российского исторического опыта опровергается. Россия, таким образом, исходя из своей истории имеет право на выдвижение альтерглобалистской доктрины, сочетающей планетарную коммуникативность с традициями многоцветия религиозных идентичностей. Западный проект секулярной унификации становится в этой постановке вопроса неочевидным.

Конфессиональный аспект

Особое значение, принадлежащее христианскому контексту осмысления вызовов западного проекта, позволяет выделить из религиозной сферы конфессиональных ракурс проблематики. Российская цивилизация исторически формировалась как альтернативная версия интерпретации учения Христа. Западно-христианский опыт, вне зависимости от его редакций – католической или протестантской, воспринимался на Руси в качестве еретичества. соответственно с этим и вся западная цивилизация, со всеми ее проектными установками, объявлялась религиозным подлогом. такого обвинения ни одна другая культура, помимо русско-православной, выдвинуть по отношению к Западу не могла. Под сомнение бралась легитимность западного глобализационного проекта. Какое право имел Запад на его выдвижение, если восприемником единой христианской империи был не он, а Россия? Именно Россия приняла наследие Византии, а через нее и древнеапостольских традиций первозданного христианства. «Византийский комплекс» на Западе так и не был преодолен. Через него по-существу преломляется проблема «христианского первородста» и «христианского старшинства». Пока существует Россия, как единственный легитимный восприемник Римской империи – «последнего мирового царства», претензии Запада на роль глобализатора выглядят с религиозной точки зрения несостоятельно. А нелигитимность глобального проекта для христианской семиосферы – это ни что иное, как изобличение антихриста.

Идеологический аспект

Россия – единственная страна в мире, исторически оказавшейся способной к выдвижению альтернативной по отношению к западному проекту глобализационной идеологии. Некоторое время чаша весов в глобальной проектном противоборстве склонялась в сторону российско-коммунистического планетаризма. Других идеологических конкурентов, способных работать в категориях планетарного миростроительства, у западного проекта не имелось. Все иные государственные идеологемы формировались в лучшем случае на уровне национально-религиозных амбиций. Сейчас от России ожидается новое слово – «послание миру». Если не вы, то кто же? – задают риторический вопрос противники глобализационной унификации в различных уголках планеты. Способность России генерировать альтернативный проект осознается и на Западе, а потому предотвращение такого рода генерации составляет одну из приоритетных задач программы западнического глобализма.

Военный аспект

Россия – единственная страна в мире, сумевшая неединожды дать успешный вооруженный отпор западной экспансии. Страх перед русским нашествием – реальное психологическое состояние западного обывателя. Его оборотной стороной является феномен русофобии. Наличие значительного арсенала ядерного оружия является прямым физическим сдерживателем западного планетарного экспансионизма. Россия сегодня единственная страна, которая все еще способна физически уничтожить западную цивилизацию. При ликвидации российского ядерного арсенала Запад ничто бы уже ни сдерживало в установлении прямого диктата над всем человечеством.

Наука, образование, высокие технологии

Россия – единственная страна незападного ареала, которая по своим инфраструктурным и кадровым возможностям потенциально самодостаточна. Она все еще способна самостоятельно формировать целостный цикл высоких технологий. Для сравнения, ни Китай, ни Индия, ни Бразилия за отсутствием соответствующей инфраструктурной базы такого рода возможностью не обладают. Поэтому только Россия при соответствующей политической линии потенциально может стать технологическим конкурентом Запада. С началом модернизации только российская наука и образование оказались способны конкурировать с западной научно-образовательной системой. Приоритет в освоение космоса явился основным индикатором их глобальной конкурентоспособности. По сей день в отдельных своих проявлениях наука и образование России оцениваются зачастую как лучшие в мире. Особый аккумулятивный потенциал связывался, в частности, с педагогической традицией российской школы. Реализация наряду с собственно обучением, воспитательной и развивающей функции образовательного процесса давало российскому школьнику ряд преимуществ по сравнению с его западным сверстником. Возможности России в реализации полного технологического цикла определяется потенциальной кадровой обеспеченностью на каждой из соответствующих стадий — ученые, инженеры – конструкторы, квалифицированные рабочие. Наличие обеспеченного системой техникумов и ПТУ высокопрофессиональных рабочих кадров является уникальным и по мировым меркам неоцененным в должной мере российским ресурсом. И наука, и образование в России пребывают сейчас в состоянии деградации. Однако имеющийся инерционный потенциал позволяют им еще какое-то время служить сдерживателем западного проекта в соответствующих сферах.

Геополитический аспект

Особое положение России, как потенциального препятствия реализации западного проекта, определяется уже самим фактом ее территориального размаха. С крупнейшим в мире государством, по меньшей мере, нельзя не считаться. Глобализационный проект не будет выглядеть завершенным, если вне рамок его воплощения будет оставаться 1/7 часть сухопутного пространства. Геополитически Россия не просто континентальная держава, а квинтэссенция континентализма. И в этом смысле уже самим фактом своего существования она противостоит атлантистскому вектору сил. Дихотомия принципов «континентализма» и «атлантизма», «колоса суши» и «колоса моря», «теллурократии» и «таласократии» определяют статус России как антипода США, а соответственно и всего западного проекта. Именно соотносящееся с Россией евразийское пространство характеризуется в геополитике как «ось мира». Лежащие в будуарной зоне Rimland Китай, Индия, Исламский мир, Европа предстают в мировой геополитической конфигурации лишь зоной атлантистско-евразийского (читай – американско-российского) соперничества.

Этнический аспект

Один из характерных цивилизационных признаков Запад заключается в его внутренней этической расщепленности. Христианские императивы представляли для западного человека некий идеал, столь же ценностно номинированный, сколь и реально недостижимый. Поэтому повседневное бытие определяется на Западе в большей степени этосферой гедонизма. Для других культурных традиций такого рода расщепленность этики в ее повседневном и идеальном преломлении была не характерна. Россия исторически в разных модификационных версиях исходила из установки построения Царствия Божьего на земле. В отличие от Запада, ей утверждалась мысль организация общественной жизни на основании христианских императивов возможна. Выведенные за рамки этосферы христианства иные культуры, не выступали для западного мира таким же раздражителем как Россия. Русская же этологическая утопия подразумевала адресацию прямого упрека гедонистскому Западу в его бездуховности. Формула России — «иное возможно» дезавуировала этические основания глобалистской универсализации. Апеллируя к духовным основаниям бытия, она создавала определенный ценностный барьер реализации западного проекта. Устраняя Россию, Запад, тем самым достигал бы эффекта ретушировки собственной бездуховности.

Ресурсный аспект

Россия обладает мощнейшим в мире ресурсным потенциалом. Эти ресурсы не ограничиваются полезными ископаемыми, имея в виду перспективу грядущих глобальных вызовов, актуализируется значение других компонентов ресурсообеспечения – запасов пресной воды, экологически чистых зон, незаселенных территорий. Ресурстно Россия даже сильнее совокупно рассматриваемого Запада. Европейская часть западной цивилизации на сегодняшний день энергетически зависима от Российской Федерации. Россия сегодня даже способна даже разыгрывать по отношению к Западу карту энергетического шантажа, оперируя идентификатором «сырьевой империи». Бесспорно, сама по себе ставка на сырье, ввиду возможности диверсификации сырьевых потоков и технологических смены укладов, стратегически бесперспективна. Однако при сочетании с высокими технологиями и инновационной политикой российские ресурсы могут оказаться в итоге решающим фактором глобального геополитического противостояния. Поэтому при сохранении в руках российского государства существующего у РФ ресурсного потенциала риски реализации западного проекта существенно повышаются.

Исторический аспект

Великое историческое прошлое России не позволяет интерпретировать развитие Запада как универсальную ось мировой истории. Именно она неединожды брала на себя вселенские задачи. Будь то освоение космоса, или спасение человечества от глобальной агрессии. Именно Россия исторически воспрепятствовала предшествующим волнам мировой западной экспансии. Это ей на Западе, по-видимому, никогда не простят.

Чтобы реализовать проект экспансионной глобализации, препятствие в лице России должно быть устранено. Либо, в перспективе, не будет России, либо не будет проекта мировой империи. Борьба здесь идет в глобальном плане.

«Русского проекта», в отличие от «западного», в действительности никогда не существовало. Был, впрочем, «коммунистический проект», но страново-национальной ориентированности в нем не содержалось. На Западе — очевидно, по аналогии с собственным подходом выстраивания политических стратигем — упорно пытались приписать российской власти наличие такого рода проектных разработок.