Семьдесят лет назад началась Великая Отечественная война. Казалось уровень изучения истории военного времени должен находиться на очень высоком уровне. Ежегодно появляются новые монографии, сборники документов, защищаются диссертации. Однако нет – историософии Великой Отечественной войны, то есть осмысления ее с позиций мирового исторического процесса, вопросов о судьбе России и человечества. В данном случае предлагается ее осмысление с позиций цивилизационного подхода. На рассмотрение выносится тезис о Великой Отечественной войне как войне цивилизаций.
Цивилизационные войны: Великая Отечественная война в проекции конфликта Россия – Запад.
С подачи Самуэля Хантингтона в широкий оборот вошло понятие «цивилизационная война». Несмотря, что данная категория сравнительно новая, феноменология «цивилизационных войн» обнаруживается столь исторически давно, сколько существуют человеческие цивилизации. Идентифицируются различные типы цивилизационных конфликтов.
Одни из них ведутся за доминирование в соответствующей цивилизации того или иного центра силы. Часто это войны цивилизационного центра и цивилизационной периферии.
Другой тип цивилизационных войн определяется борьбой цивилизаций за геополитическое доминирование. Межцивилизационное соперничество ведется в данном случае за буферную зону. Такая борьба, в частности, велась между русской православной цивилизацией и номадной цивилизацией великой евразийской степи. Войны за геополитическое доминирование могли быть довольно жестокими и сопровождаться гекатомбами жертв. Вначале одна цивилизация геополитически теснила другую, затем – ситуация могла меняться на противоположную.
Третий тип конфликта цивилизаций – войны цивилизационных антагонистов. Вопрос здесь стоит не только о геополитических противоречиях. Сталкиваются цивилизационные ценностные проекты. Цивилизационный антагонист – не просто противник, а воплощенное мировое зло. Соперничество цивилизационных антагонистов – это борьба на уничтожение. При наличии цивилизационно-антагонистистических отношений, легитимность одной цивилизации подразумевает нелигитимность другой.
По истории России известны все три типа цивилизационных конфликтов. Особняком в них стоит противостояние с консолидированным Западом. Это и было, как раз, противостоянием цивилизационных антагонистов. То, что Россия и Запад принадлежат генетически к христианской религиозной в данном случае не сближало, как считали сторонники российской европеизации, а разъединяло. Сам факт существования иной христианской цивилизации бросал вызов в отношении антипода. Подлинность одной версии христианства предполагало неподлинность и самозванство другого.
Конфликт Россия-Запад является на сегодня политическим, экономическим, информационным фактом. Возникает вопрос о возможностях снятия конфликтных противоречий. Но прежде чем говорить о путях выхода из конфликта, надо определить природу этого конфликта. Принципиально важно начать с выбора масштабов анализа.
Какое масштабирование может быть применено к современному конфликту Россия – Запад. Это могут быть масштабы текущего момента, десятилетий, столетий, тысячелетий. Если мы рассматриваем конфликт исходя из масштаба текущего момента, то и выводы природы этого противостояния будут соответствующие. В данном измерении – это конфликт президентов, политических элит.
Поднимаем планку масштабирования и говорим, соответственно, о десятилетиях. Тогда имеет место уже другой конфликт, определяемый как «новая холодная война». По сути, воспроизводится та ситуация борьбы, которая имела место до распада Советского Союза. И тогда уже субъектами противостояния оказываются не два президента, а два государства — США и Россия.
Поднимаем планку масштаба еще выше – говорим о столетиях. И тогда обнаруживается, что и до Советского Союза конфликт Россия – Запад имел место быть. Соответственно, речь идет уже о другой войне – войне цивилизационной. Цивилизация Запада – с одной стороны; русская, (российская) цивилизация – с другой стороны.
Но можно планку масштабирования поднять еще на одну ступень выше – говорить о тысячелетиях. И тогда уже сущность борьбы будет понимаема в качестве мегавременного конфликта сил эволюции и контрэволюции. Это борьба на уровне фактически выхолощенных из современных гуманитарных наук категорий добра и зла.
В предлагаемом рассмотрении выдвигается тезис о Второй мировой войне как войне цивилизаций. И наряду с общечеловеческим, существовало и цивилизационное значение советской победы. Ввиду слабой представленности самого осмысления феномена Великой Отечественной войны через призму конфликта цивилизаций, остановимся на этом вопросе подробнее.
Индикативное значение имеет здесь начавшийся сразу же после распада СССР процесс демонтажа и надругательств над советскими воинскими мемориалами в Европе. Не прекращается он и по сей день. Где истоки подобно отношения? Откуда такая ненависть? Попытаемся далее в этом разобраться.
Все это прекрасно понимают. Но говорить об истинном содержании конфликта 70-летней давности открыто не принято, не политкорректно.
Если идет война, то в каждой войне есть противник. Соответственно, возникает тривиальный вопрос, а кто был противником с той стороны? И этот вопрос о противнике последовательно размывается и выхолащивается. С началом войны фашизм определялся, как мировое зло, вспоминая слова великой песни, «отродье человечества». Фашизм рассматривался как воплощенное зло, близкое к злу абсолютному. Далее фашизм определялся в советской историографии как экстремальное проявление империализма. Следующим этапом понимание фашизма исторически суживалось до трактовки его в качестве идеологии крайне правых 1920-х — первой половины 1940-х годов. Дальше масштаб определения противника еще более сузился. Выдвигается тезис о некорректности использования дефиниции фашизм, который имел место исключительно в Италии. В качестве противника теперь номинируется нацизм (национал-социализм). Дальнейшая конкретизация приводит к определению в качестве врага НСДАП и гитлеризма. И, наконец, имея ввиду тренд перехода к изучению истории повседневности, антропологизации истории, онтологический противник вообще исчезает. Враг оказывается не номинирован, и его определение размыто.
Нужно вновь расставить акценты кто был противник в войне. (Рис. 20). Ответ – НСДАП или гитлеровский режим нельзя признать в этом отношении удовлетворительным. Такой ответ ничего не дает ни когнитивно, ни аксиологически.
Западная идеология борьбы с Россией как азиатским варварством
Расширение исторического масштаба анализа выводит осмысление природы Великой Отечественной войны через призму конфликта цивилизаций.
Существует две идеологически сложившихся в историографии интерпретации войны. Первая – либеральная — заключается в том, что природа войны заключалась в столкновении принципов свободы и несвободы. Согласно советско-марксистской версии война велась с фашизмом, как с порождением международного империализма, а тот, в свою очередь, был порождением капитализма.
Но если мы констатируем сегодня, что Россия – это самостоятельная цивилизация, то необходимо выработать модель осмысления войны в цивилизационных категориях. Война действительно имела характер цивилизационного противостояния. Российской цивилизации противостояла объединенная Европа, представляющая цивилизациию Запада. Так преподносилась война и в пропаганде Третьего Рейха. Утверждалась идеологема о том, что немецкие войска сражаются за Европу против Азии.
Сам себе подход противопоставления Европа – Азия довольно упрощенный и не отражает цивилизационного многообразия мира, различия цивилизаций, локализуемых на азиатском континенте. Так с какой Азией соотносят Россию? Ни на Китай, ни на Индию, ни на Японию, ни на исламский ближневосточный мир Россия не похожа. Получается, что тезис Россия – Азия означает не более чем желание изгнания ее из Европы.
Несколько цитат, относящимся к различным историческим периодам новой и новейшей истории для иллюстрации этой установки. Девятнадцатый век – Редьярд Киплинг: «Всякий русский – милейший человек, пока не напьётся. Как азиат он очарователен. И лишь когда настаивает, чтобы к русским относились не как к самому западному из восточных народов, а, напротив, как к самому восточному из западных, превращается в этническое недоразумение, с которым, право, нелегко иметь дело. Он сам никогда не знает, какая сторона его натуры возобладает в следующий миг». Без указания на то, что Киплинг был апологетом Британской империи, превосходившей тогда территориально и Россию, и какое-либо из исторических государств высказывания английского писателя и поэта в полной мере не понять. Политический же смысл предельно прост – русские, как этническая аномалия, должны быть изгнаны из Европы, чтобы там доминировали британцы. Да и в отношении пьянства русских Киплинг, наверняка сталкивающийся с тем как напиваются англичане, лукавил. Двадцатый век – американский генерал, герой Второй мировой войны Джордж Паттон: «…Трудность с пониманием русских состоит в том, что мы не осознаем факта их принадлежности не к Европе, а к Азии, а потому они мыслят иными путями. Мы не способны понимать русских, как не можем понять китайцев или японцев, и, имея богатый опыт общения с ними, должен сказать, что у меня нет особого желания понимать их, если не считать понимания того, какое количество свинца и железа требуется для их истребления. В дополнение к другим азиатским свойствам их характера, русские не уважают человеческую жизнь — они сукины дети, варвары и хронические алкоголики…». Удивительно в этом высказывании то, что адресовано оно военным союзникам. Ключевым в нем является признание – «у меня нет особого желания понимать их». И наконец, двадцать первый век – Бернард Шауб, швейцарский историк: «В российской многонациональной империи все еще есть много русских, которые являются людьми полностью европейского происхождения. Но они представляют собой меньшинство. У большинства есть, по меньшей мере, частично азиатские корни, а именно преимущественно монголоидные или тюрко-татарские или хазарские. Поэтому русские — это не просто европейцы, и они сами всегда чувствовали, что их идентичность и их самоопределение отличает их от настоящих европейцев». Шауба, безусловно, относят к радикалам-националистам. Но обратитесь, например, к современной украинской исторической публицистике – тезис о неевропейскости русских принят так как нечто само собой разумеющееся.
Характерно, что наивысшего уровня идеологии азиатизации России достигла в период Второй мировой войны в нацистской Германии. В самый канун нападения на Советский Союз немецкий генерал-полковник Эрих Гёпнер отдал следующее распоряжение по войскам: «Война против России является частью борьбы за существование немецкого народа. Это – давняя борьба германцев против славян, защита европейской культуры от московско-азиатского нашествия… Это борьба должна преследовать цель превратить в руины сегодняшнюю Россию и поэтому должна вестись с неслыханной жестокостью». Уже в 1942 году, в разгар военных действий Генрих Гиммлер в речи перед фюрерами СС и начальниками полиции провозглашал: «У нас идет борьба между Европой и Азией, между германским рейхом и «недочеловеками». Это — расовая борьба. Русские — звери. У нас кровь лучше, сердце — тверже, нервы — крепче». Когда поражение Германии становилось уже очевидным Гиммлер говорил о грядущих войнах Европы уже не просто с Россией, а объединенной Азией. «Мы, — заявлял он в октябре 1943 года, — создадим предпосылки к тому, чтобы весь германский народ и вся Европа, ведомая, упорядоченная и направляемая нами, на протяжении поколений смогла выстоять в борьбе за свою судьбу с Азией, которая, несомненно, снова выступит. Нам неизвестно, когда это будет. Если в то время с другой стороны выступит людская масса в 1–1,5 млрд. человек, то германский народ, численность которого, я надеюсь, будет составлять 250–300 млн., а вместе с другими европейскими народами – общей численностью в 600–700 млн. и плацдармом, растянувшимся до Урала, а через сто лет и за Урал, выстоит в борьбе за существование с Азией…».
Современная идея единой Европы отнюдь не нова. Достигнутое сегодня объединение имело и другие исторические воплощения. Первоначально роль интегратора выполняла Римская империя. Усилиями Карла Великого она была восстановлена. Священная Римская империя германской нации воплощала конфедеративный характер европейского политического единения. Объединительную миссию брал на себя и Наполеон, принявший в этих целях титул император. После Франко-прусской войны центр европейской интеграции перемещается в Германию. Военная политика А. Гитлера шла, таким образом, в общем фарватере идеологии единства Европы. И по сей день в европейских странах выпускаются карты с таким, например, названием как «Европейская интеграция 1941 г.».
Начало Второй мировой войны датируется 1939 г. Но военные действия, которые велись первые два года имели достаточно специфический характер. Во Франции они получили название «странная война», в Германии – «сидячая», в США — «мнимая», или «призрачная». Западные политики и капитал подталкивали Гитлера на восток, жертвуя для этого славянскими народами. Настоящая война началась только с 1941г.
Цивилизационное единство Запада в борьбе против СССР
Совпадение интересов Запада в организации «цивилизационной войны» против России ярко представляет Мюнхенское соглашение. Германия рассматривалась в данном случае как ударная сила этого похода.
Широко распространённым сегодня является миф о «преступном характере» советско-германского договора о ненападении (пакт Молотова-Риббентропа) как «повода» для развязывания Второй мировой. Раздаются предложения перенести дату начала Второй мировой войны с 1 сентября на 23 августа. Хотя даже без детального, давно сделанного анализа событий, простая логика подсказывает, что Германия просто не могла за одну неделю – с 23 августа, когда был подписан договор, до 1 сентября 1939 г., когда началось немецкое вторжение в Польшу, подготовиться к мировой войне. В действительности, план вторжения в Польшу утверждается Гитлером еще в апреле 1939 года, то есть за четыре месяца до подписания пакта Молотова-Риббентропа. Значит Германия вторгалась бы в Польшу вне зависимости от того был бы подписан договор с СССР или нет.
При этом фактически замалчиваются как события, связанные с подготовкой и подписанием в сентябре 1938 г. Мюнхенских соглашений Англии, Франции, Италии и Германии, так и их последствия для европейской и мировой политики. А ведь именно они во многом и подтолкнули Гитлера к дальнейшей эскалации нацистской агрессии в Европе. Например, английский посол в Германии Невил Гендерсон неоднократно в беседах со своими зарубежными коллегами и при личном общении с Гитлером говорил, что «немцы правы, утверждая, что из-за негибкости чехов единственным эффективным средством остаётся применение силы», «Германии суждено властвовать над Европой… Англия и Германия должны установить близкие отношения… и господствовать над миром», а буквально за несколько дней до начала Второй мировой войны заявил, что «не может исключать… возможности заключения Британией союза с Германией», одновременно советуя собственному правительству «не провоцировать» Гитлера. И не стоит думать, что Гендерсон был этакой «белой вороной» в дипломатии. Его выступления вполне укладывались в русло настроений английской политики, что прекрасно подтверждает высказывание премьер-министра Великобритании Невилла Чемберлена, адресованное Гитлеру во время их встречи 15 сентября 1938 г.: «Достаточно лишь сказать, что факт расовой мотивации действий национал-социалистической партии <…> исключает всякий империализм». По сути аналогичной позиции придерживались и французы. Ещё в ноябре 1937 г. на встрече в Лондоне премьер-министр Франции Камиль Шотан и министр иностранных дел Ивон Дельбос, обсуждая с английскими коллегами возможную агрессию Германии против Чехословакии, отмечали, что, несмотря на наличие соглашений между Францией, СССР и Чехословакией о взаимопомощи, подписанных в мае 1935 г., Франция не будет препятствовать Германии, если аннексия Судетской области будет проведена без прямого «акта агрессии». История не дала возможности Шотану и Дельбосу делом «подтвердить» сделанное заявление, но за них это не менее успешно сделали в Мюнхене Эдуард Деладье и Жорж-Этьен Бонне, продемонстрировав «преемственность» курса на «умиротворение» нацистской Германии. К тому же как-то «забылось», что сразу же за «мюнхенским сговором» последовало подписание англо-германской и франко-германской деклараций о мире (30 сентября и 6 декабря 1938 г. соответственно), которые, по сути, ничем не отличались от советско-германского договора о ненападении августа 1939 года. Вот только пакт Молотова-Риббентропа, подписанный в тот момент, когда только чудо могло остановить германское вторжение в Польшу, не позволил этой агрессии сразу же вылиться в завоевание «жизненного пространства на Востоке». Договора и соглашения Англии и Франции с Гитлером наоборот, очень поспособствовали укреплению уверенности нацистов в полной безнаказанности своих действий.
Сегодня говорят о том, что существенный удар по позициям фашизма оказало движение Сопротивления. Однако, масштабы европейского вклада в победу при обращении к статистическим данным представляются сильно преувеличенными. За исключением Югославии, Албании и Греции и, со значительно долей условности, Польши, сопротивление не носило подлинно массового характера и ограничивалось эпизодами. Так, согласно исследованию Б.Ц. Урланиса в французском сопротивлении погибло за годы войны 20тыс. человек, в то время как 40-50тыс. французов отдали свои жизни воюя на стороне Германии, т.е. в 2-2,5 раз больше. В целом, Европа была довольна новым сложившемся порядком, во всяком случае – его принимала. При этом надо иметь ввиду, что три из четырех перечисленных выше стран, где движение Сопротивление было значительным, не относились к западно-христианской цивилизационной традиции, польско-немецкое же противостояние также имело свою историю славянско-германского противостояния.
Но как все-таки быть с фактом польского сопртивления и польских жертв? Не нарушают ли они концепт цивилизационного противостояния в войне? Нет, не нарушает. Война между цивилизационными антагонистами не отменяет возможности внутрицивилизационных разборок.
Кто громче других кричит – «держите вора» известно. Современному польскому государству, обвиняющему громче других в преступлениях сталинский СССР, не плохо было бы самому напомнить историю предвоенной эпохи.
Польша, выступающая одним из главных рупоров обвинения России в империалистической политике, сама несет немалую вину за развязывание Второй мировой войны. То, что Польша стала в дальнейшем жертвой гитлеровской агрессии, не отменяет факта ее агрессивной политики в предшествующий период. В 1938 году Польша захватила Тешинскую область Чехословакии, действуя ровно так же, в чем обвиняет сегодня Сталина. Затем она присоединила к себе еще и часть словацкой территории – Яворину на Ораве. Уинстон Черчилль имел все основания уподобить Польшу «гиене», которая «с жадностью приняла участие в разграблении и уничтожении чехословацкого государства».
Активно в 1938-1939 гг. велись польско-германские переговоры о совместном выступлении против СССР. В докладе 2-го (разведывательного) отдела главного штаба Войска Польского декабря 1938 года указывалось: «Расчленение России лежит в основе польской политики на Востоке… Задача состоит в том, чтобы заблаговременно хорошо подготовиться физически и духовно… Главная цель — ослабление и разгром России». Министр иностранных дел Польши Юзеф Бек во время переговоров с Риббентропом прямо заявил, что «Польша претендует на Советскую Украину и на выход к Черному морю». Очевидно, Уинстон Черчилль имел все основания назвать предвоенную Польшу «гиеной».
Историческим парадоксом назвал испанский исследователь феноменологии периферийного европейского фашизма К.Кабальеро то, что «предав демократическую и масонскую Чехословакию» в 1938 году, западные демократии заступились в 1939 году за «фашистскую» Польшу и объявили войну Германии. Фашизм не был для них чем-то принципиально идеологически неприемлемым.
Был, впрочем, и фланг ультраправых. Его представлял, в частности, Роман Дмовский, оказавший принципиальное влияние на всплеск расового антисемитизма в Польше. Им была создана националистическая группировка «Лагерь Великой Польши», отстаивавшая идеологему воссоздания польского государства от моря до моря – от Балтики до Черноморья и полонизацию национальных меньшинств. Расистские взгляды не мешали Дмовскому являться почетным доктором Кембриджского университета.
Против СССР на стороне Германии воевали многие государства Европы. Италия, Норвегия, Венгрия, Румыния, Словакия, Финляндия, Хорватия официально объявили войну. Испания и Дания направили войска без соответствующего дипломатического заявления. Помимо регулярных сил вермахта и его союзников на Восточный фронт воевать с Россией отправлялись тысячи европейских добровольцев. О факте существования такого рода подразделений ни в советской, ни в западной печати не принято было сообщать, а между тем, их присутствие представляло устойчивую и значительную тенденцию. После нападения Германии на СССР формируются добровольческие легионы – «Фландрия», «Нидерланды», «Валлония», «Дания», преобразованные позже в дивизии СС «Нордланд» (скандинавская), «Лангемарк» (бельгийско-фламандская), «Шарлемань» (французская) и др. Это было так же, как когда-то в Крымскую войну фактически — со всех европейских стран стекались добровольцы, чтобы сражаться против России.
Львиную долю военнопленных в СССР составляли немцы. Но 24,6% — почти четверть – румыны, венгры, представители других, официально воевавших против СССР наций. Еще 9,3% — цифра тоже не маленькая — составляли представители тех народов, которые официально не участвовали в войне против Советского Союза — бельгийцы, чехи, поляки, датчане. России, таким образом, противостояло в войне не только 70 млн. немцев, а гораздо более широкая общность.
И собственно военными действиями общееевропейское участие не исчерпывалось. В тылу у немцев работали квалифицированные рабочие Европы. Даже нейтральные европейские государства активно участвовали экономическом обеспечении боеспособности Третьего Рейха. Швеция поставляла руду, Швейцария — точные приборы. С точки зрения цивилизационной идентификации, немцы были своими для европейских народов, тогда как русские – чужаками.
Имеются данные о соотношении потерь среди европейских народов в период Второй мировой войны: 86% среди европейцев потери на стороне государств «Оси», и только 14% – на стороне антигитлеровской коалиции. Цивилизационно идентична для них была проигравшая сторона. Та сторона была для них своя, наша — чужая. И эту акцентировку принципиально важно сделать. Проигравшая цивилизационно сторона никогда не будет позитивно оценивать нашу над ней победу. Иллюзии в этом отношении надо оставить.
Проговоркой являются слова президента Молдавии Михая Гимпу в преддверии одного из прошлых юбилеев победы: «Меня ничего не связывает с Москвой, – почему он не едет в Москву, объяснял, – туда едут лишь победители. Что делать там побежденным?» Президент Молдавии открыто идентифицировал себя с проигравшей стороной.
Псевдосоюзники
Могут возразить: а как же Великобритания и США – участники антигитлеровской коалиции, они ведь тоже победители? Уместно ли тогда в логике цивилизационного дискурса говорить о победе англо-саксонского мира?
США и Великобритания вскочили на подножку победы. Они за все время протекания войны руководствовались, прежде всего, конъюнктурными соображениями. Являясь номинально союзниками СССР, они представляли собой скорее «врагов-союзников». Победа СССР была для англо-саксов столь же нежелательным исходом, как и победа Германии. В этом смысле можно говорить о двух войнах — внутренней войне за лидерство внутри западной цивилизации и войне межцивилизационной.
Политику «западных демократий» во время Второй мировой войны наилучшим образом характеризуют слова будущего президента США, а тогда сенатора от штата Миссури Гарри Трумэна: «Если мы увидим, что войну выигрывает Германия, нам следует помогать России, если будет выигрывать Россия, нам следует помогать Германии, и пусть они как можно больше убивают друг друга, хотя мне не хочется ни при каких условиях видеть Гитлера в победителях». Эти слова были опубликованы в «New York Times» 24 июня 1941 года, через два дня после нападения Германии на СССР.
Смысл англо–американской стратегии иллюстрирует одобренный Ф. Рузвельтом доклад начальника штаба армии США Дж. Маршалла, в котором военные действия в Европе ставились в зависимость от двух условий: «1) Если положение на русском фронте станет отчаянным… 2) Если положение немцев станет критическим…». Победа СССР была для американского президента столь же нежелательным исходом, как и победа Германии. У. Черчилль высказывался еще более категорично, составив в самый разгар Сталинградской битвы меморандум, из которого следовало, что главная опасность для Европы исходит не от Германии, а от России. «Все мои помыслы, — заявлял британский премьер, — обращены прежде всего к Европе… Произошла бы страшная катастрофа, если бы русское варварство уничтожило культуру и независимость древних европейских государств. Хотя и трудно говорить об этом сейчас, я верю, что европейская семья наций сможет действовать единым фронтом, как единое целое… Я обращаю свои взоры к созданию объединенной Европы».
Отсюда выстраивался соответствующий характер боевых действий – «странная война» № 2. Военные операции в Северной Африке и Южной Италии велись ими не столько с целью победы над Германией, сколько в плане решения конъюнктурных задач обеспечения торговли в Средиземном море. Необходимость открытия Второго фронта возникла только в связи с угрозой того, что СССР одержит победу в одиночку, распространив свое влияние на всю Европу. Но «странная война» продолжалась. В то время как скорость продвижения советских войск составляла 20 км в день, англо-американские войска продвигались за сутки не более чем на 4 км. Потери Англии во Второй мировой войне оказались в итоге в 2,5 раза меньше чем в Первой, несмотря на изменившиеся в направлении смертоносности конфликта военно-технические параметры. Потери же из числа английских военнослужащих оказались меньше в 7 раз.
Взращивание Западом германского нацизма осуществлялось практически по ряду каналов: финансовому, политико-дипломатическому, культурно-пропагандистскому. Крупнейшие американские компании инвестировали экономику нацистской Германии даже в 1941 году.
После прихода фашистов к власти важнейшими инвесторами германской экономики выступили ведущие американские компании — «Стандарт Ойл», «Дженерал моторс», ИТТ, «Форд». «Стандарт Ойл» создавала для Германии нефтеперерабатывающие заводы. От американских же фирм был получен ряд патентов на создание военной техники. По американским технологиям создавался, в частности, «Юнкерс-87». США и Великобритания предоставляли Третьему Рейху выгодные кредиты
Не прерывались и торговые отношения западных демократий с Германией. Экономические санкции, применяются сегодня против России. Но о санкциях Запада в отношении нацистской Германии ничего не известно. Такие санкции были введены против Италии и Японии, но ни Третьего Рейха. В чем причины такой избирательности? Не в том ли, что Германия готовилась в качестве тарана Запада в борьбе против России?
Большие войны и военная эскалация традиционно являлись лучшим средством преодоления экономического кризиса. Нацистский проект получил, поддержку, как известно, на волне начавшегося в 1929 году мирового экономического кризиса. В 1937 год США и ряд других стран западного мира накрывает новая кризисная волна, о которой сегодня вспоминают гораздо реже. Через два года начинается новая мировая война.
О том, кто выиграл от ее развязывания, наглядно свидетельствует погодовая статистика ВВП ведущих на тот период стран мира. Для удобства сравнения рассматривался индекс экономического роста за период Второй мировой войны (1938 год был взят за 100 %). Очевидным бенефициаром войны оказываются США. Европа была принесена в жертву глобальным планам. Для ее последующего восстановления опять-таки потребовалось американское инвестирование, осуществляемое далеко не безвозмездно.
Германия подталкивалась на Восток и политико-дипломатическими способами. Еще за пять лет до Мюнхенских соглашений в 1933 году в Риме был подписан «пакт четырех», фактический проект установления гегемонии в Европе четырех «великих держав» — Великобритании, Франции, Германии и Италии. Аллену Даллесу приписывается следующее описание закулисного дипломатического механизма, определившего «безумное» решение Гитлера войны на два фронта в 1941 году: «После падения Франции в 1940 году Англия в одиночестве противостояла Германии. Черчилль знал, что если Германия сконцентрирует свои силы на борьбе с Англией, последняя будет разбита. Все, что ему оставалось, это затягивать время, искать союзников и создавать второй фронт. Он хотел, чтобы его союзниками стали две страны — Соединенные Штаты и Советы. Но для Советов, которые сотрудничали тогда с Германией, было бы слишком опасно идти на риск войны с Гитлером. Вот почему Черчилль оказался перед необходимостью сделать так, чтобы Гитлер сам объявил войну Советам. […] Британская разведка в Берлине установила контакт с Рудольфом Гессом и с его помощью нашла выход на самого Гитлера. Гессу было сказано, что если Германия объявит войну Советам, Англия прекратит военные действия. Гесс убедил Гитлера, что всему этому можно верить […] Британская разведка сфабриковала приглашение за подписью Черчилля и переправила его Гессу. Гесс оказался в Шотландии после своего тайного перелета и получил возможность встретиться с английскими официальными лицами. Он заявил, что Гитлер нападет на Россию. Ему же в ответ было сказано, что Англия свою часть договоренности также выполнит. Были сделаны записи этой встречи, которые затем были переправлены в Москву […] «Кот удрал из мешка». Война началась…». Нет абсолютной уверенности в подлинности слов будущего директора ЦРУ. Однако логически объяснительная схема нападения Германии на СССР, если не принимать, конечно, версии о сумасшествии Гитлера, выглядит наиболее правдоподобной. Но если это так, то чем тогда политика Черчилля лучше политики Сталина в 1939 году?
На пропаганду идей фашизма работали и западные медиаресурсы. С апологией фашизма выступали многие видные интеллектуалы. Герберт Уэллс анонсировал проект «либерального фашизма». Английский аристократ Освальд Мосли создает «Британский союз фашистов», запрещенный только в 1940 г. после начала войны Великобритании с Германией. В США действовала организация «Друзья новой Германии», пропагандирующая образ Гитлера и идеологию национал-социализма. «Борцом за права народов» называл Гитлера нобелевский лауреат по литературе Кнут Гамсун. Уже в 1939 году, т.е. после «аншлюса» Австрии и оккупации Чехословакии Гитлер номинировался на получение нобелевской премии мира. Возможно, он бы ее и получил, но в связи с началом мировой войны присуждение премии было отменено.
На завершающем этапе войны «союзники» вели переговоры с представителями Германии. Речь шла об изменении траектории военного конфликта. Разрабатывался сценарий войны объединенных англо-американских и немецких сил против России. И только вывод о том, что русские способны смять и совокупные силы Запада предотвратил реализацию этого сценария.
О различии войн, которые вел Советский Союз и его союзники по антигитлеровской коалиции, свидетельствует удельный вес потерь к численности населения. В одном случае – 15,6 %, в другом – в диапазоне от 0,7 до 0,3 %.
«Холодная война» – продолжение цивилизационного противостояния
То, что «союзники» находились в союзе СССР во время Войны в силу тактических причин, являясь онтологически его цивилизационными врагами подтверждает и резкий конфронтационный поворот в послевоенный период. План войны против СССР был разработан еще до подписания Германией капитуляции. Он инициировался Уинстоном Черчиллем и получил кодовое название «Немыслимое». Фигурировала даже предполагаемая дата начала военных действий – 1 июля 1945 года. В борьбе против СССР предполагалось использовать сохраненные и развертываемые на восток нацистские силы. И сепаратные переговоры с Германией – невозможные для СССР (нацистская идеология была определена как человеконенавистническая), были вполне возможны для Англии и США и реально проводились. Нацистские преступники — специалисты по военному делу, организации диверсий, пропагандистской работе укрывались под нишей западных служб, рекрутировались на новую войну. Операции «Немыслимое» не был дан ход только ввиду отрицательного заключения экспертов о ее исходе. Война, как показывали их расчеты, будет: во-первых, длительной; во-вторых, дорогостоящей; в-третьих, приведет к поражениям в Европе и на Ближнем Востоке.
Новый план развертывания войны против СССР «Totality» был уже разработан в американском генералитете в конце 1945 года. По нему, а это было уже после ужасов Хиросимы и Нагасаки, предполагалось осуществление ядерной бомбардировки 20 советских городов. Мир находился на волоске. Остановило только то, что к концу 1945 года ядерный арсенал США не соответствовал еще масштабу планируемой операции. План был отложен. В него вносились коррективы, менялись кодовые названия.
Мировая трагедия не произошла только потому, что СССР, вопреки западным экспертным прогнозам о 15 годах восстановительного периода, создал уже в 1949 году собственное ядерное оружие, а далее сумел достигнуть ядерного паритета.
Важное значение в обосновании для руководства США конфронтационного курса имела так называемая «длинная телеграмма» советника посольства США в Москве Джорджа Кеннана, неофициально прозванного архитектором «холодной войны». Среди аргументов был и представлен довод, что «коммунистический империализм» базируется на особых ментальных чертах русского народа. «У истоков маниакальной точки зрения Кремля на международные отношения лежит традиционное и инстинктивное для России чувство незащищенности. Изначально это было чувство незащищенности аграрных народов, живущих на обширных открытых территориях по соседству со свирепыми кочевниками. По мере налаживания контактов с экономически более развитым Западом к этому чувству прибавился страх перед более компетентным, более могущественным, более организованным сообществом на этой территории… По этой причине они все время опасались иностранного вторжения, избегали прямого контакта между западным миром и своим собственным, боялись того, что может случиться, если русский народ узнает правду о внешнем мире или же внешний мир узнает правду о жизни внутри России. И они искали пути к обеспечению своей безопасности лишь в упорной и смертельной борьбе за полное уничтожение конкурирующих держав, никогда не вступая с ними в соглашения и компромиссы. Нельзя назвать случайным совпадением то, что марксизм, в течение полувека безрезультатно блуждавший по Западной Европе, задержался и впервые пустил свои корни именно в России. Только в этой стране, которая никогда не знала дружественного соседства или поистине устойчивого равновесия независимых сил — ни внутренних, ни внешних, могло получить отклик это учение, утверждающее, что экономические конфликты общества не могут быть разрешены мирным путем». В постановке Кеннана это уже была борьба не против идеологии коммунизма, а против российской цивилизации. Практически для нашего рассмотрения, это указывало, что война с демонтажем коммунистической системы, который произошел в 1991 году, не заканчивалась. Ее воспроизводимость сегодня — буквальное следование кеннановскому курсу. При обозначении противника и в кеннановской длинной телеграмме и других документах используется термин «русские», а не «советские» и не «коммунисты». А ведь написан был текст телеграммы Кеннана в феврале 1946 года, когда еще не прошло и года после, казалось бы, совместной победы над нацизмом.
Телеграмма Кеннана было направлена в Вашингтон за две недели до речи Черчилля. Парадигмально обнажающей существо «новой холодной войны» является само фултонское выступление. Обращает на себя внимание два аспекта черчиллевской речи. Во-первых, обращение бывшего английского премьера не к человечеству, и даже не к Западу, или «свободному миру», а англоговорящим народам. Говорится об особой приверженности и понимании свободы и демократии англоговорящими народами. Выдвигается проект объединения Британского содружества и США в единую политическую общность. Во-вторых, утверждение о целесообразности, выражаясь современным языком, однополярного миропорядка. Черчилль заявляет буквально следующее: «Было бы … неправильно и неблагоразумно, чтобы вручить секретное знание или опыт атомной бомбы, который имеют Соединенные Штаты, Великобритания, и Канада, организации [имелась ввиду ООН], которая все еще в младенческом возрасте. Это было бы преступное безумие, чтобы бросить это по течению в этот все еще взволнованный и не объединенный мир. Люди всех стран спокойно спят в своих кроватях, потому что эти знания и опыт по большей части находятся в Американских руках. Я не думаю, что мы бы спали так крепко, имея противоположную ситуацию, когда этим смертельным фактором монопольно обладали бы некоторые коммунистические или неофашистские государства. Это обстоятельство было бы ими использовано для того, чтобы навязать тоталитарные системы свободному демократическому миру с ужасными последствиями. Видит бог, что это не должно произойти, и мы имеем по крайней мере некоторое время для укрепления нашего дома, прежде, чем мы столкнемся с этой опасностью, и даже тогда, когда никакие усилия не помогут, мы все еще должны обладать огромным превосходством, чтобы использовать это в качестве устрашения». Новый миропорядок мыслился, таким образом, в глобальном доминировании англоязычных народов, опирающихся на ядерный кулак США.
Принципиальных отличий эта модель от модели германского глобального господства не обнаруживает. На роль, отводимую Гитлером немцам Черчилль выводил англосаксов. Это и указывал Сталин по «горячим следам» Фултонской речи в интервью «Правде». И этот ответ столь же актуален в 2016 году, как он был актуален семьдесят лет назад: «Следует отметить, что г. Черчилль и его друзья поразительно напоминают в этом отношении Гитлера и его друзей. Гитлер начал дело развязывания войны с того, что провозгласил расовую теорию, объявив, что только люди, говорящие на немецком языке, представляют полноценную нацию. Г-н Черчилль начинает дело развязывания войны тоже с расовой теории, утверждая, что только нации, говорящие на английском языке, являются полноценными нациями, призванными вершить судьбы всего мира. Немецкая расовая теория привела Гитлера и его друзей к тому выводу, что немцы как единственно полноценная нация должны господствовать над другими нациями. Английская расовая теория приводит г. Черчилля и его друзей к тому выводу, что нации, говорящие на английском языке, как единственно полноценные, должны господствовать над остальными нациями мира. По сути дела г. Черчилль и его друзья в Англии и США предъявляют нациям, не говорящим на английском языке, нечто вроде ультиматума: признайте наше господство добровольно, и тогда все будет в порядке,— в противном случае неизбежна война. Но нации проливали кровь в течение пяти лет жестокой войны ради свободы и независимости своих стран, а не ради того, чтобы заменить господство гитлеров господством черчиллей. Вполне вероятно поэтому, что нации, не говорящие на английском языке и составляющие вместе с тем громадное большинство населения мира, не согласятся пойти в новое рабство».
В логике Кеннана и Черчилля противниками в глобальной борьбе были, с одной стороны, русские, с другой, англоговорящие народы. Позднее, с подачи Хантингтона, это будет названо «войной цивилизаций». В СССР природу конфликта видели не в расовых или цивилизационных противоречиях, а противоречиях между мировым трудом и мировым капиталом. И этот подход с известными корректировками может быть взят за основу понимания генезиса «новой холодной войны». Цивилизационная война Россия – Запад воспроизводилась вновь.
Война не закончилась, поменялись методы
Цивилизационная война может, как известно, вестись различными способами. Прямые военные действия далеко не единственный способ. Воздействовать на противника можно не только через силу, но и через поражение сознания, подмену ценностей. Первый тип войны может быть раскрыт через резонансное высказывание отставного американского генерала Роберта Скейлза о том, что суть политики на Украине – убивать русских как можно больше. Войну второго типа раскрывают слова Отто фон Бисмарка: «Русских невозможно победить, мы убедились в этом сотни раз, но русским можно привить лживые ценности, и тогда они победят себя сами».
Еще неизвестно какой тип борьбы наиболее опасен. По отношению к первому типу войн Россия выработала крепкую иммунную систему. Ко второму – оказалась не готова в должной мере.
Фашизм семьдесят лет назад был побежден в прямом противостоянии. Тогда имелся очевидный враг, и требовалось противодействовать всеми способами реализации вражеских планов. Но фашизм был лишь этапом в многовековой истории мировой экспансии Запада. После низвержения Гитлера западный проект не пресекся. Сменилась со временем лишь тактика борьбы с Россией. То, что не удалось Гитлеру с помощью военной силы, удалось посредством прививки ложных ценностей и идей. Гитлеровские планы в отношении политики на оккупированной территории достаточно хорошо известны. После уничтожения СССР все составляющие этого плана были реализованы буквально по пунктам. Реализовано они были без войны в классическом ее понимании.
А что историческая наука? Обратимся к содержанию немецкой школьной исторической политики на оккупированных территориях.
Во время войны, на оккупированных территориях не все школы были закрыты. В функционирующих школах велось преподавание неких гуманитарных дисциплин. Было два фиксируемых этапа нацистской политики в определении их содержания. Первый этап – объяснения истории России через борьбу азиатского и европейского начала. Азиатское представлялось со знаком минус, европейское – со знаком плюс. Киевский период оценивался в этой схеме как плюс, московский – минус, петербургский плюс, советский минус. Оккупация и приход фашизма преподносилось как новая европеизация России и оценивалось как благо. Новый порядок, который устанавливался нацистами, преподносился как очередной этап российской европеизации. А не точно ли так выстраивается у нас изложение российского исторического процесса? Заявляется наличие общего мирового тренда, европейских ценностей, служивших основой модернизации России. Правильный вектор российского исторического развития, точно также как в гитлеровских циркулярах – европеизация.
Однако на практике выстроить таким образом образовательный процесс не получалось. И тогда осуществляется переход ко второму этапу. Суть его состояла в выхолащивании из истории больших смыслов, сужение континуума. От рассмотрения больших процессов уходили к рассмотрению жизни человека в ситуационном измерении.
Новый предмет получил привлекательное наименование — «родиноведение». Что плохого в родиноведении? От большой истории в родионоведческом курсе отказывались вообще. Историю страны в рамках родионоведения не изучали, а изучали историю сел, историю фамилий, историю человека в быту, человека в повседневности. Ничего плохого в изучении истории повседневности нет. Но когда микроистория противопоставляется большой истории, это подрывает ту общность, которая выстраивается на соответствующем едином историческом сознании.
А не тоже ли самое происходит сегодня? Вместо истории как процесса, истории как концепции дается история как информация. В качестве наиболее перспективного направления рассматривается история повседневности, история локалитетов.
Обратимся к гитлеровской пропаганде среди советского населения. Смысл ее состоял в том, чтобы отделить народ в СССР от государственной власти. Выстраивалась дихотомия: с одной стороны, власть, жестокий тиран Сталин, с другой – народ. А теперь обратимся к тому, как преподносится в изложении истории войны с либеральных позиций. Та же самая дихотомия: была плохая власть и народ, добившейся победы вопреки Сталину.
После проигрыша в «холодной войне» поражены оказались все те факторы, за счет которых семьдесят лет назад была достигнута Победа. Случайно ли такое факторное поражение? Если рассматривать глобальные войны ни как стечение обстоятельств – «так получилось», а реализацию проектных замыслов в геополитической борьбе, то в подрыве мощностных оснований России, способности ее противостоять врагу, обнаруживается с очевидностью целевой замысел.
Табл. 1. Факторы Победы: семьдесят лет назад и сегодня
Факторы Победы в Великой Отечественной войне Современное состояние
массовый патриотизм, уверенность в победе западные ценности, ориентир жизни за рубежом
мобилизационная модель
разрушение механизмов мобилизации, приоритетность частного
экономическое и технологическое самообеспечение
импортозависимость, специализация в международном разделении труда
единая советская идентичность народов разрушение цивилизационного уровня идентификации
неприхотливость населения, готового переносить любые тяготы войны гедонизм
концентрация ресурсов в руках государства разгосударствление, приватизация
расширяемые в результате высокой рождаемости демографические потенциалы
низкая детность, депопуляция
лидерство в военной технике недофинансирование науки, деиндустриализация
идеологические мотиваторы, политико-просветительская работа деиделогизация, культура развлечений
патриотичность и профессионализм военной и государственно-управленческой элиты коррупция, клановый принцип элитной кооптации
высокий уровень управляемости системой дерегулирование, разрушение системы государственного планирования
территориальный фактор потеря четверти территорий в результате распада СССР
фактор Сталина несталинский тип современного руководства
Священная война
Но и цивилизационного осмысления Великой Отечественной войны не достаточно.
«Священная война», а именно в таком плане позиционируется Великая Отечественная, может вестись только с врагом онтологическим, с воплощенным злом. Без определения мирового зла невозможна в свою очередь номинация добра. А без этого разграничения невозможна, соответственно, цивилизационная сборка.
Фашизм более всех других исторически воплощенных идеологий и практик близок злу категориальному. После абажуров из человеческой кожи, гор туфель умерщвленных в концлагерях детей, украшений из органов людей – выносимый приговор в отношении фашизма и порождающего его контекста должен иметь категорический характер.
Но соответственно, если фашизм есть зло, то добро должно быть воплощено как антифашистская проекция. Обнаруживается ли такая проекция в современной России – в системе ценностей, модели социальных отношений, экономике, парадигмах массового сознания? Очевидно – нет. Расстановка смысловых и ценностных акцентов по отношении к истории Великой Отечественной войны может оказаться тем тягачом, который по принципу произносишь А – произноси Б, потянет за собой процесс преображения России.
Принципиально важно, вернусь к этой мысли, наличие у народа «священной истории». То что для народа священно должно быть законодательно ограждено от нападок. Прецеденты такого рода защиты в международном праве известны. Во многих государствах Европы существует, к примеру, запрет постановки под сомнение факт Холокоста. Для народов, которые проживали в Советском Союзе, и для российского народа, в частности, Великая Отечественная война является таким же сакральным образом, связанным с гекатомбами человеческих жертв. Поэтому есть все основания поставить вопрос о законодательном запрете на дезавуирование подвига народа в Великой Отечественной войне.
Сакральная историческая матрица – это фундаментальная основа бытия национальных сообществ. Разрушение этой матрицы приводит в конечном итоге социум к гибели. Поэтому сакрализация и ресакрализация подвига в Великой Отечественной войне есть на сегодня вопрос, обеспечения национальной безопасности России. Именно так об этом и этом и надо говорить, и именно таким образом к этому относиться.
Помимо истории войны, нужна сегодня историософия войны, т.е. рассмотрение ее не только в событийно-хронологическом ключе, но с позиций мегавременной развертки, высших ценностей и смыслов исторического процесса. Российская историческая наука, к сожалению, пошла в прямо противоположном направлении, снижая уровень осмысления войны до хронологического факта. Уровень больших смыслов при этом синхронно был занят другими, противоположной стороной геополитического противостояния.
На настоящее время фиксируется весь набор факторов, который определил в совокупности генезис Второй мировой войны. Повестка большой войны вновь существует. Вызовы те же самые – над миром нависла новая угроза фашизма. Естественно, возникает вопрос: а кто способен остановить проектировщиков нового Мирового Рейха.
Приведу одно неудобное, наверное, для современной России высказывание. Оно принадлежит Муаммару Каддафи. Произнесены эти слова были им незадолго до смерти: «Четыре месяца вы бомбите нашу страну, и все боятся даже сказать слово осуждения. Будь еще в мире Россия, настоящая Россия, единая и великая Россия, защищавшая слабых, вы не посмели бы даже намекнуть на это. Но ее нет, и вы торжествуете». Запрос на то, чтобы Россия восстановилась в своем цивилизационном качестве, в том качестве, в котором она останавливала не раз мировых агрессоров, он существует.
Сегодня, можно говорить, как говорили в конце 1930-х годов: над миром нависла коричневая чума. Пусть она называется иначе, но вызовы, по сути дела, те же. Однако трагизм ситуации состоит в том, что той силы, которая могла в свое остановить в свое время фашизм в лице СССР сегодня нет. И запрос на возвращение России есть в значительной мере и запрос на российское возрождение, восстановление цивилизационно-идентичных ценностей и форм существования.